Книга Держава и топор. Царская власть, политический сыск и русское общество в XVIII веке - Евгений Анисимов

В 1737 году в Москве произошла необыкновенно драматичная история с двумя братьями, Иваном и Кондратием Павловыми, принявшими старообрядчество. Иван решил пострадать за старую веру и сам пошел в Тайную канцелярию, до Преображенского приказа его провожала жена Ульяна. Иван уговаривал ее пойти с ним до конца, но когда жена отказалась, то ругал ее и «что с ним не пошла плакал». На допросе же Иван утверждал, что жена его давно умерла. Когда сыск отыскал женщину и заставил ее признаться в том, что муж звал ее с собой в Преображенское, Иван стал выгораживать Ульяну. Он сказал, что не звал ее, что она «старую веру содержала некрепко, потому, что пивала хмельное, чего ради делами своими умерла». Но следом признался в главном: «более-де думал он, ежели о жене своей покажет, что она жива, то-де возмут ее за караул».

Его увещевал священник, который ставил в пример Ульяну, быстро раскаявшуюся в своих заблуждениях. Конец Ивана трагичен: в январе 1739 года караульный донес, что тот «сделался болен». Но умереть спокойно ему не дали. Судьбу Павлова, именем императрицы, решили кабинет-министры А. И. Остерман, А. М. Черкасский и А. П. Волынский: «Отсечь ему голову, а потом мертвое его тело, обшив в рогожу, бросить в пристойном месте в реку». 20 февраля Павлова убили, а тело тайно спустили под лед. Тайные казни старообрядцев были фактическим признанием бессилия перед убеждениями страдающих за старую веру, которые с радостью шли на свою Голгофу. Через месяц после убийства Ивана от пыток умер его брат Кондратий.

Глава 5. «Роспрос»

Судопроизводство до XVIII века осуществлялось в двух основных видах: через суд и через сыск. Суд предполагал состязательность сторон, более или менее равных перед лицом арбитра-судьи. Стороны могли представлять судье доказательства в свою пользу, оспаривать показания противной стороны, делать заявления, иметь поверенного, который, не обладая, в отличие от современного адвоката, самостоятельным статусом, выступал как представитель, дублер стороны в процессе.

Со времени Уложения процессуальное право в России развивалось не по пути усиления принципа состязательности, а иначе – через усиление роли сыска – следственного (инквизиционного) процесса, который применялся и в отношении интересующих нас политических преступлений. По мере усиления сыскного начала судья принимает «на себя многообразные функции следователя, прокурора и вершителя самого процесса», а «интересы частных лиц в нем уступают интересам государства, суд здесь переходит в дознание, прения сторон – в роспрос». Целью же «роспроса» становится получение (часто под пыткой) признания, в котором видели «царицу доказательств». Как писал Н. Н. Ланге, при сыске никто не занимается решением главной проблемы состязательного суда: виновен или невиновен? Рассматривается только вопрос о том, подвергать заведомо признанного виновным пытке или нет.

Рассмотрим весь процесс политического сыска, начиная со стадии «роспроса». Уже на этой стадии сыскного процесса начинаются различия с нормами права состязательного суда. Изветчика по политическому делу, в отличие от челобитчика в общеуголовном или гражданском процессе, сразу же арестовывали и сажали в тюрьму. Так же поступали с ответчиком и указанными изветчиком свидетелями. Поэтому в сыскном процессе попросту отсутствовали процедурные проблемы с передачей в суд челобитной, извещением ответчика, вызовом свидетелей. Все участники дела сидели в колодничьих палатах сыскного ведомства; чтобы они предстали перед следствием, нужно было только кликнуть дежурного офицера охраны, и тот приводил колодников из темницы.

При этом, естественно, существовали свои бюрократические правила, которыми руководствовался политический сыск и которые заменяли нормы процессуального кодекса обычного суда. Доношение, поступившее в сыскное ведомство из другого учреждения, приобщалось к делу, его краткое содержание записывалось в книгу входящих дел старшим из присутствующих секретарей или канцеляристов. На доношении делалась помета: «Подано … (дата. – Е. А.), написано в книгу, принять и роспросить». Последнее слово относилось к тем людям, которые уже сидели в тюрьме. Так начинался розыск. Этот важный в данной книге термин имеет два основных значения. В одном случае «розыском» назывался весь следственный процесс в сыскном ведомстве: с первого допроса и до вынесения приговора по делу. Во втором случае (и этим понятием пользовались чаще) под «розыском» подразумевали ту часть расследования дела, которая проводилась до начала пытки. В этом случае розыск назывался «роспросом» – допросом без пытки.

Первым на «роспрос» приводили изветчика. Вначале он (как потом и ответчик, и свидетели) давал присягу и «по заповеди святого Евангелия и под страхом смертной казни» клялся на священной книге и целовал крест, обещая, что намерен говорить только правду, а за ложные показания готов нести ответственность вплоть до смертной казни. Затем изветчик отвечал на пункты своеобразной анкеты: называл свое имя, фамилию или прозвище, отчество (имя отца), социальное происхождение («из каких чинов») и состояние, возраст, место жительства, вероисповедание (раскольник или нет). Вот начало типичного протокола Тайной канцелярии: «1722 года октября в… день, Ярославского уезда Городского стану крестьянин Семен Емельянов сын Кастерин распрашиван. А в распросе сказал: зовут-де его Семеном, вотчины Семена Андреева сына Лодыгина Ярославского уезду, Яковлевской слободы крестьянской Емельянов сын Козмина сына Кастерина, и ныне живет в крестьянех; от рождения ему, Семену, пятьдесят лет и измлада прежде сего крестился он троеперстным сложением…».

Далее в протокол вписывалась суть извета, начинавшаяся словами «Государево дело за ним такое…». В конце протокола изветчик расписывался. Если вначале писали черновик «роспроса», то подпись ставилась позже, уже на беловике. За неграмотного участника сыскного процесса расписывался по его просьбе кто-нибудь другой, естественно, не из числа оставшихся на свободе. Чаще всего им был один из колодников или из подьячих сыскного ведомства: «К подлинным роспросным речам, вместо Гаврила Ферапонтова, по его велению, Степан Пагин руку приложил».

Рассмотрим начало сыскного дела по обычному политическому доносу. Итак, перед следователями стоял изветчик. Было бы ошибкой думать, что его принимали в сыскном ведомстве с распростертыми объятиями, а если и принимали так, то все равно сажали в тюрьму, допрашивали и пытали. За ним устанавливался тщательный присмотр, рекомендовалось обходиться с ним внимательно, но без особого доверия. В главе о доносе сказано об «изменном деле» 1733 года смоленского губернатора А. А. Черкасского. Отправленный в Смоленск генерал А. И. Ушаков повез с собой изветчика Федора Миклашевича, которому предстояло уличать Черкасского в преступлениях. В инструкции, данной Ушакову, об изветчике сказано особо: «С доносителем Миклашевичем подтверждается вам поступать со всякою ласкою, дабы он в торопкость не пришел, и держать его всегда при себе, однакож пристойным и тайным, и искусным образом надзирать, чтоб он не ушел, обнадеживая его часто нашим всемилостивейшим награждением».