Книга Динамика характера. Саморегуляция при психопатологии - Дэвид Шапиро

Чтобы предвосхитить мысли, содержащие самокритику, требуется вообще избегать критического мышления. Так, Кастенс оправдывает отказ от «нормальных запретов, имеющих объяснение», а иногда пытается поддерживать свой дух (наряду с другими видами деятельности) «автоматическим письмом» — то есть писать быстро, не задерживая внимание на том, что написано. (Этот метод применяли сюрреалисты, стремясь получить доступ к бессознательному; иными словами, таким способом они пытались освободить себя от ограничений сознательной рефлексии.)

Психоаналитическое понимание мании и гипомании сосредотачивается в защитном механизме отрицания или «отрицания через гиперкоменсацию» (Fenichel, 1948, р. 410)[17]. Отрицание самокритичных или депрессивных мыслей наряду с вынужденным компенсаторным оптимизмом и самоободрением («Прошлым вечером я была великолепна!») явно присутствует даже у людей со слабо выраженной гипоманией.

Однако это должно казаться лишь частью более общего защитного типа управляемой активности и усилий избежать самокритичных мыслей и «ограничений, имеющих причину». Вполне вероятно, что именно побуждаемые внутренними влечениями действия (driven activity) и присущее им избегание самокритичных мыслей позволяют избегать «вторжений реальности» и продолжать человеку себя обманывать, что мир именно такой, каким он его хочет видеть. Возможно и то, что именно такая активность может порождать, по крайней мере у некоторых людей, подлинное ощущение возбуждения или «скоростной гонки» (speediness), несколько похожее на «опьянение бегуна» (runner’s high), которое дает поддержку самообману.

Гипомания и психопатический характер

Может показаться парадоксальным, но гипоманию сравнивали и с навязчиво-одержимым, и с психопатическим состоянием.

По существу, эти оба сравнения вполне понятны (и позже мы еще вернемся к состоянию навязчивой одержимости), но, наверное, связь с психопатическим состоянием является наиболее очевидной. В конечном счете, сущность защитного типа психопатии проявляется в импульсивной реактивности, в быстрой реактивности, позволяющей избежать рефлексии. А значит, не случайно, что преувеличения, часто — излишние преувеличения всех хорошо известных черт психопата, таких как отсутствие запретов, относительное бесстрашие или эгоцентризм, многословие, беспринципность, а также сама безрассудная импульсивность, — все эти черты можно найти у гипоманиакальной личности (табл. 4).

Таблица 4. Гипомания и психопатическая личность

Именно эти преувеличения, характеризующие гипоманиакальное состояние, отражают появление этого состояния в результате внутреннего давления побуждений (drivenness). Но вследствие этой подверженности внутренним влечениям гипоманиакальными чертами являются не только соответствующие преувеличенные черты психопата. Эта связь более сложная. Гипоманиакальные черты, независимо от степени их соответствия психопатическим, в какой-то мере оказываются осознанными, а психопатические черты — нет. В них заметны приложенные усилия, они искусственны, постоянно поражают наблюдателей своей «фальшью» и «претенциозностью» (Fenichel, 1948), в отличие от соответствующих черт психопата.

Тогда как психопатов можно сделать весьма вовлеченными, правда, эта вовлеченность бывает конкретной и не требует слишком больших затрат, гипоманиакальные личности сами исторгают поток шуток и развлекают окружающих. Психопаты ведут себя раскованно, часто — импульсивно, иногда — безрассудно. Гипоманиакальная личность не только более импульсивна, что, конечно же, верно; но вместе с тем у нее нет сознательных сомнений, она сознательно ведет себя крайне раскованно, иногда — разнузданно («Я буду делать то, что захочу!» — Freeman, 1976, р. 38). В своей импульсивности психопат действительно бесстрашен. Гипоманиакальность — это не просто более высокая степень психопатии; она предполагает наличие программы, в которой содержится бесстрашие («Нет ничего невозможного!»). Хотя психопат является многословным, гипоманиакальная личность еще легче справляется с неожиданными мыслями и побуждениями. Она сознательно отвергает любую потребность осмыслить что-то еще раз и утверждает, что вправе поступать таким образом.

Психолог, проводящий тест Роршаха, спрашивает, почему чернильное пятно кажется «ярким и красивым»; гипоманиакальный пациент отвечает: «Потому что мне хочется, чтобы оно было таким!» (Schafer, 1954, р. 254).

Есть и другое, очень важное, но несколько проблематичное выражение гипоманиакального типа вынужденной и осознанной спонтанности. Это субъективное восприятие самой спонтанности. Несмотря на явное свидетельство того, что спонтанность гипоманиакальной личности является вынужденной и осознанной (мы это уже отмечали ранее), она воспринимает себя в какой-то мере втянутой в действие «потоком» мыслей и импульсов.

Даже Кастенс, описывая побуждающую его (driven) программу в одном месте, в другом говорит об «ощущении импульсов, исходящих откуда-то извне моего (сознательного) „я“, которым невозможно сопротивляться». Он говорит: «Я могу смотреть просто так, совершенно бессмысленно, куда это меня приведет: к импульсу или действию» (Custence, 1952, р. 36).

Согласно клиническому отчету, маниакальный пациент Грейвс в этом отношении был более категоричным и более откровенным (1942, р. 504). Он описывает, как писал статьи «без каких бы то ни было умственных усилий… независимо от темы». Это заставляло его поражаться тому, что «его разум не просто передающее устройство».

На первый взгляд, это пассивное восприятие действия подтверждает биологическую теорию маниакального и гипоманиакального состояний. Иными словами, оно дает картину гиперспонтанности, не столько побуждаемой (driven) самим человеком, сколько порожденной потоком энергии, от которой человек должен как-то отделаться.

Здесь следует запомнить, что сниженное ощущение действия является важным аспектом любой формы психопатологии: как в ее пассивно-реактивной, так и в ригидной форме. Везде, где происходит ограничение волевого процесса, существует и потеря ощущения намерения действия или самого действия, и чем больше ослабляется воля, тем более сильным будет такое субъективное ощущение.

В особенности эта утрата субъективного ощущения действия заметна у импульсивных психопатов, которые тоже «все в движении». Психопат остро чувствует возможность получения выгоды и быстро превращает ее в действие, однако он с трудом осознает наличие намерения, содержащегося в этой остроте ощущения, или даже намерений, побуждающих его к действию. Наоборот, скорее всего, он скажет нам, что ему просто представилась возможность или появилось искушение («Как только я хочу со всем этим покончить, кто-то вкладывает оружие мне в руку»), что действие, которое последовало, ожидалось, даже требовалось совершить, т. е. оно было обусловлено обстоятельствами («Он сопротивлялся») или же подчинялось какой-то внутренней силе, которой было бесполезно сопротивляться («Все произошло… из-за того стресса» — Martin, 1991; «Я был совершенно сломлен» — Hevesi, 1991).