Книга Моя навсегда - Татьяна Веденская

– Как-как! Да как в сказке. Дед бил-бил, не разбил, баба била-била, не разбила, а мышка хвостиком махнула…

– И яйцо было не простое, а золотое. Курочка Ряба рыдает, – проворчала я.

– Ты думала, разлетаются только несчастливые семьи? Нет, мы были отличной семьей, если уж на то пошло, – сказал Дмитрий. – За небольшими исключениями.

– Исключениями? – переспросила я, вцепившись в фотографию. – Какими исключениями?

– Ты уверена, что хочешь знать? – переспросил он. – Потому что после того, как я тебе все расскажу, забыть не получится.

– Это ты меня просто плохо знаешь. Я могу забыть что угодно, – заверила его я.

Глава 14

Люди без греха приходят со своими камнями

Люди не идеальны, но в этом их прелесть. Никто не идеален, но некоторые менее неидеальны, чем другие. Люди сталкиваются своими «неидеальностями», как плохо подобранные пазлы, «неидеальности» налезают друг на друга, находят, как коса на камень, царапают и оставляют следы, которые потом можно читать как берестяные грамоты.

Катя и Дмитрий подходили друг другу, как два правых сапога, и решить эту проблему было ой как непросто.

– Мы познакомились с ней в университете, – сказал Дмитрий, продолжая смотреть на фотографию.

Так он начал, и я поморщилась.

– Я совсем не хочу знать историю вашей любви, – сказала я.

– Я заметил. Ты ведешь себя так, словно я всегда был таким, как сегодня, – без прошлого и будущего. Ты слишком буквально восприняла призыв современных философов жить здесь и сейчас.

– Просто меня интересуешь ты, а не твое прошлое, – ответила я.

– Поэтому больше чем за год со мной ты ни разу не спросила меня, с кем я встречался до тебя. Даже как-то обидно. Стоило собирать все эти душещипательные истории о моем разбитом сердце, если они тебе даже неинтересны.

– Разбитое сердце? – улыбнулась я. – Ну, ты-то знаешь, как собрать его обратно.

– Ты так говоришь, потому что тебе никто никогда не разбивал сердце.

– Отличная возможность для тебя стать первым, – ответила я.

Дмитрий молча посмотрел на меня, и губы его сжались.

– Я никогда тебя не упрекал, – отчеканил он, глядя мне в глаза.

– Думаешь, я должна быть тебе за это благодарна? – поинтересовалась я.

Он замолчал, затем покачал головой.

– Мы оба учились в медицинском. Я пошел туда, потому что всегда хотел стать врачом. Катя – потому что ее родители хотели, чтобы она стала врачом. Это было в Ярославле, там медицинский университет, считай, самый престижный вуз. Катя, на самом деле, ненавидела возиться с людьми, ненавидела кровь и уродливую правду о наших телах. Она была… как тебе объяснить…

– Не такой, как ты, – подсказала я.

Дмитрий кивнул и облизнул пересохшие губы.

– Она всегда хотела не того, чего хотел я.

– Почему ты считаешь, что я должна это знать? Я вовсе не собираюсь выносить приговор вашему разводу, не собираюсь судить тебя. Я только хочу знать, почему меня выгнали на улицу посреди ночи. Мне нет дела до твоей бывшей жены.

– Тебе ни до чего нет дела, да? – спросил он с сарказмом. – И все же в данном случае тебе придется послушать, моя девочка. – И предостерегающе поднял руку. – Она забеременела на третьем курсе. Знаешь, тогда говорили, что девушки поступают в университет, чтобы выйти замуж, и что такой расклад – самый лучший. Но думаю, Катя просто хотела бросить учебу. Если бы можно было бросить учебу, не рожая, она, не задумываясь, так бы и сделала. Знаешь, что было самым забавным? Когда ее родители узнали, что происходит, тут же согласились сидеть с ребенком, только чтобы Катя закончила учебу.

– Жизнь несправедлива, да? – против воли улыбнулась я.

– Но Катя не растерялась. Она сказала, что ребенок – это самое важное и что она никогда не простит себе, если сбросит его на бабушек-дедушек. Благородно, да?

– В целом да. А как ты можешь с такой уверенностью заявлять, что неправда?

– В том-то и дело, что не могу. Катя всегда была хорошей матерью. Она была и хорошей женой. Когда я приходил из университета, подавала ужин. Знаешь, как положено, с салфетками, вилками-ножами.

– Какой кошмар, как ты это выносил? – рассмеялась я, но Дмитрий только рассеянно улыбался.

– Я мало что замечал. Ты не представляешь, как трудно учиться, если хочешь получить хорошую интернатуру. Я шел на красный диплом, я мало что замечал. Даже плач ребенка. Надевал наушники и продолжал учиться. Я читал за столом. Сколько у нас было скандалов из-за этого чертового чтения за столом! Катя хотела, чтобы я общался с ней, но общаться я должен был на какие-то странные темы. Подагра ее отца. На даче что-то поспело или не поспело вовремя, и надо поехать и собрать урожай. Она имела в виду, что я должен бросить свои «дурацкие книжки» и поехать собирать «ягоду», понимаешь? Про разные варианты хирургических разрезов, к примеру, Катя не желала слушать. Не соглашалась помогать мне с переводами статей из журналов.

– Хочешь, чтобы я тебе посочувствовала?

– Я хочу, чтобы ты поняла, что случилось. Не больше и не меньше. Мы ругались. Мы очень много ругались.

– Все ругаются, – пожала плечами я.

– Я знаю, – согласился он. – Все ругаются, и все дети это слышат. Если спросить всю эту армию семейных психологов, так мы с Катей только и делали, что наносили Димке психологическую травму. Но по мне это все чушь собачья. Некоторые дети и не такое видят – и ничего, как-то справляются. Димка всегда во всем винил меня, что тоже понятно, потому что с Катей он проводил слишком много времени.

– А с тобой слишком мало? В этом все дело? – спросила я.

Дмитрий разозлился.

– Не делай вид, будто что-то понимаешь.

– Максимализм проходит с возрастом. Ты сам говорил, что это у меня от отсутствия опыта. Значит, мать настраивала его против тебя. Но зачем?

– Нет, она никогда не настраивала его против меня. Во всяком случае, осознанно. Она просто была… несчастна. Слишком громко и открыто несчастна, чтобы Димка это не замечал. Он ведь обожал мать, а меня терпел. Я не знаю, как это работает, но иногда вот бывает. Он даже не хотел со мной оставаться, не хотел играть – только Катя его могла заставить. И мы сидели, как два дальних родственника, вынужденные вести светскую беседу под осуждающими взглядами других членов семьи. Чтобы не расстраивать Катю. Но он вскакивал и убегал, и говорил, что у него голова болит или живот. Однажды выкинул мой подарок в мусорное ведро. А я привез ему робота, я летал на конференцию в Берлин. Он даже не желал, чтобы я ему читал книжки. Забирался под одеяло и делал вид, что спит. Даже храпел.

– А ты прямо рвался ему читать? – спросила я, все еще пытаясь придать тому, что слышала, традиционный смысл. Наивная.