Книга Освод. Челюсти судьбы - Виктор Точинов

Я-то ладно, мне все равно сегодня не ложиться. Когда наш катер высадил меня на Смольнинской набережной, на телефон поступил сигнал. И на рацию. И на электронную почту пришло дублирующее сообщение.

Сигнал, который я ждал с ноября… Сигнал, который я жду каждый год.

Так что мне все равно в эту ночь не уснуть, нечего и пытаться, проверено. Но что за полуночники колобродят в отделе?

Полуночников оказалось двое. Устроились в креслах и наблюдали за прямой трансляцией чемпионата мира по хоккею. Шел полуфинал, кажется…

– Присаживайся, Дарк! – Хуммель взглянул на меня искоса, не отрываясь от экрана. – Пива хочешь? Наши горят в одну шайбу, самая заруба в третьем периоде будет.

Проснувшийся Хуммель… Самостоятельно проснувшийся. Чисто выбритый. Чудеса… Такого не бывает.

Но второй болельщик удивил меня не меньше. На кресло взгромоздился императорский пингвин Крейзи и внимательно наблюдал за матчем.

На гадательном столике перед ними (видела бы Злата Васильевна!) стояли пивные банки, пустые и непочатые. Лежали упаковки чипсов и креветок. А еще – лоток с размороженной рыбой, с сардинами, кажется. От сардин ощутимо пованивало.

От вопросов Хуммель отмахивался – наши получили численное преимущество, но никак не могли реализовать. Крейзи тоже не отвлекался от просмотра, после каждого промаха возмущенно хлопая обрубками крыльев.

Ладно, потом разберусь с этой парочкой. Не буду портить знаменательную ночь.

Прошел в свой кабинет, начал собираться. Достал сумку с аккуратно сложенным длинным плащом, взял из сейфа пропуск на въезд в парк. Там же, в сейфе, стоял презент Мишкунцов, появившийся на свет в провинции Коньяк десять лет назад. После короткого колебания забрал и его – напиваться нельзя категорически, но два-три глотка во время предрассветной холодрыги не повредят.

Лишь собравшись, заметил: на моем столе лежала записка.

Сережа, она очень хотела с тобой встретиться, просила, чтобы ты зашел в медизолятор, в палату четыре.

ЗВ.

Злата Васильевна могла бы и не подписываться, даже инициалами, – лишь у нее во всем ОСВОДе, а может, и во всем Институте, такой почерк: каллиграфический, с завитушками.

Да, я обязательно встречусь с ней… С Катей, лежащей в четвертой палате медизолятора (вообще-то она носит другое имя, но я привык к этому). Раз уж не поубивали друг друга, надо как-то определить принципы взаимного существования. «Акулий зов» смолк, я не ощущал его ни в каком виде. Но ведь придет срок, и все повторится.

Встречусь. Но не сейчас. Пусть спит, отдыхает, поправляется, а у меня особая ночь…

Очевидно, в хоккейном матче наступил перерыв, потому что в дверь без стука протиснулся Хуммель. И тут же угодил под залп начальственной критики.

– Ты кого к нам притащил? По какому праву? Недоспал или с башкой раздружился?

– А ты видел цифры на его бейдже? Он имеет допуск в ОСВОД. Он, по-моему, вообще всюду допущен… Я такой код первый раз вижу, сам в шоке.

Код я видел, но цифры расшифровывать в тот раз поленился… Зря, наверное.

– Ладно, забыли… Что не спится-то?

– Я выполнил твою просьбу насчет Древних. Хотел рассказать, что нашел…

А-а-а… Совсем из головы вылетело. Была такая линия в расследовании, исключительно для галочки в отчете. Но Хуммелю надо кое-что объяснить, его представление о дисциплине и субординации слабеет за время долгих снов.

– Видишь ли, Хуммель, – произнес я проникновенно, – просьбы, озвученные непосредственным начальством, именуются чуть иначе: приказами. И о результатах их выполнения не рассказывают, а докладывают. Суть та же, но лучше придерживаться уставной терминологии. Но мне докладывать не надо… Сообщишь Злате Васильевне, как, где и что искал, – а уж она распишет бесплодные поиски так, что начальство только похвалит.

– Почему бесплодные? – удивился Хуммель. – Все нашел, и все оказалось именно таким, как ты предполагал…

Я тяжело опустился в кресло. Ничего я не предполагал… НИ-ЧЕ-ГО. И совсем не хотел слушать, какую дичь умудрился подстрелить, пальнув в небо с завязанными глазами.

Однако Хуммель уже рассказывал:

– Нашел систему переходов между Мирами, хитрую, замаскированную, с парочкой ложных петель… Сработала она неделю назад, сейчас неактивна. Исходный пункт… знаешь, очень неприятное место… Мир, населенный такими зверюшками, что даже я, ко многому привычный… Мерзкое место. А конечный пункт… у тебя есть лазерная указка?.. а, уже нашел… смотри.

Фиолетовое пятнышко проползло по карте и остановилось на акватории Финского залива. За пределами Кольца. Но место для появления мерзких тварей не самое удачное – рядом курортное побережье Карельского перешейка.

– Кто прошел этой дорогой? И кто ее сотворил?

– Визитных карточек никто там не оставил… Но в исходном Мире накануне побывал… знаешь, мне бы хотелось обойтись без имен… в общем, там побывал рыбохвостый господин с хамскими манерами и ростом с водонапорную башню.

– М-да… А пассажир? Им могла быть акула? – спросил я по инерции, на всякий случай: еще одна акула в эту историю уже никак не вписывалась.

– Акул в том мире нет. Они бы там не выжили. Их бы очень быстро сожрали.

Неделю назад… Сроки и даты подозрительно совпадали. Сегодня пятница, причем вот-вот она закончится, и как раз неделю назад, в субботу, в Неве появилась акула и началась наша суета с ее поимкой, поставившая на уши весь Институт и заставившая забросить все прочие дела… Спонтанная инициация? Ха-ха. «Господину с хамскими манерами» инициировать акулу-оборотня – как пальцами щелкнуть. Его стихия, он там царь, бог и воинский начальник… Царь и воинский начальник в данном случае метафоры, бог – нет.

– Какие будут приказы?

– Я подумаю об этом завтра… И начальству доложу завтра. И громадную кучу дерьма, которая, чую, уже на подходе, мы всем отделом будем разгребать завтра. А сейчас я отправляюсь встречать жену.

– Но…

– Не говори ничего. Даже если ты скажешь, что нашему Миру осталось существовать двадцать минут и надо его спасать, – я отправлюсь встречать жену.

– Двадцать минут! – хлопнул себя по лбу Хуммель. – Третий период! Ладно, я побежал, ты прав: спасем Мир завтра.

* * *

Первый луч солнца коснулся вершины дерева на Острове Любви.

Ну наконец-то… Ночь показалась мне полярной – такой же бесконечной и такой же холодной, – но все же завершилась.

Нейя появилась ожидаемо и неожиданно – в какой-то миг мой взгляд, тревожно шарящий по всей поверхности пруда, остановился на ней… Она стояла у берега, по щиколотку в воде, – юная, заново родившаяся единственная моя любовь…

При виде меня она не произнесла ни слова, лишь улыбнулась – и я опять и снова утонул в ее улыбке и ее синих глазах…