Книга Орден меченосцев против Руси. Первый германский поход на Восток - Елена Тянина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это единственное свидетельство о внутренней политике Каупо, который выступает с умеренных позиций, пытаясь прийти к мирному соглашению, но отстаивая права не только своих соотечественников, но и оказавшихся в том же положении леттов. Можно сказать, что он пытался выстроить отношения с меченосцами на несколько другой основе, чем того хотели рыцари. Тогда ему помешала неуступчивость обеих сторон, приведшая тогда к новому военному столкновению.
Другим моментом в характеристике политики Каупо, также говорящим о его независимости, является то, что его военная помощь немцам откровенно избирательна. Он выступает в поход для поддержки рижан, осажденных куршами, участвует в походах против эстов, но ни единого раза не поднимает руки ни на кого из «коллег» по Полоцкой «конфедерации», хотя стычек с ними в тот же период было более чем достаточно. Сложно представить, что немцы приглашали его поучаствовать только в операциях в Эстонии, скорее всего, он просто игнорировал другие призывы, заставившие бы его поднять меч на бывшего сеньора или его союзников. Он не приносил «роту» Полоцку сам, но явно чтил те клятвы, которые давал его отец и, возможно, дед. Избрав другого сеньора, что вполне соответствовало нормам рыцарского права и вовсе не являлось предательством или потерей рыцарской чести, он продолжает почтительно относиться к вассальным клятвам своих отцов.
Погиб Каупо во время жаркого боя с эстами в 1217 году:
«Каупо же, пронзенный насквозь через оба бока копьем, с верой вспоминая страдания Господа, принял тайны тела Господня и с искренним исповеданием христианства испустил дух, а добро свое заранее разделил между всеми церквами Ливонии. И горевали о нем граф Альберт и аббат и все, с ними бывшие. Тело его было сожжено, а кости перенесены в Ливонию и похоронены в Куббезелэ».
Хронист, повествуя о христианской кончине Каупо, допускает странную фразу «тело его было сожжено». Это тем более удивительно, что в другом месте хроники ее автор осуждает языческий обычай сожжения тел. Рассказывая о восстании эстов в 1222 году и описывая всевозможные кощунства язычников, хронист пишет: «Жен своих, отпущенных было после принятия христианства, они вновь взяли к себе; тела своих покойников, погребенные на кладбищах, вырыли из могил и сожгли по старому языческому обычаю; мылись сами, мыли и выметали вениками замки, стараясь таким образом совершенно уничтожить таинство крещения во всех своих владениях».
Виестурс, вождь земгалов, помогал немцам поработить ливов и воевал против литовцев. Этот союз продолжался до 1219 года. В 1225 году Виестурс предлагал послу Папы Римского свои услуги и был готов признать Папу главой
Тем не менее, записано именно так. Кто же мог сжечь тело по языческому обычаю? Точно не немецкие рыцари и священники. Ответ на этот вопрос, однако, имеется, если сопоставить сведения двух источников.
Описание гибели Каупо есть и в Рифмованной хронике, причем она отнесена к битве с литовско-русским войском под Кокнесе. Такое разночтение обычно свидетельствует о том, что авторы пользовались разными источниками информации. Доверия скорее заслуживает версия Хроники Генриха, не только потому, что она более ранняя, но и потому что вряд ли Каупо, изменив своему принципу, мог участвовать в битве с русскими и литовцами. Но в Рифмованной Хронике есть одна деталь. Сообщается, что Каупо скончался не сразу после боя. Смертельно раненого князя едва живого все же успели довезти «zu hus», то есть на родину. Если это верное замечание, то загадочная история с сожжением его тела становится ясной. Каупо хоронили его ливские дружинники и близкие соратники, которые далеко не так ревностно придерживались христианских обычаев. Похоронить представителя княжеской крови, да еще павшего в битве, без должных обрядовых почестей могло показаться им неуважительным. Немецкие священники отнеслись к этому факту попустительски по той причине, что Каупо официально мог так и не перейти в католичество (в вопросах веры он был весьма строптив, а немцы не стали бы его неволить, дабы не потерять союзника). Языческое погребение Каупо подтверждает и тот факт, что предсмертные благочестивые речи приписаны ему авторами хроник. Умирая, благочестивый христианин, прежде всего, позаботился бы о завещании похоронить себя по-христиански (как, к примеру, сделала княгиня Ольга). Если бы такая последняя воля умирающего князя была бы им высказана, его ливские друзья-двоеверцы не посмели бы отступить от нее. И в языческой, и в христианской религии, это считалось страшным преступлением.
Так завершил свой земной путь властитель ливов из Турайды.
Известный латышский поэт Андрей Пумпурс в эпической поэме «Лачплесис» вывел образ Каупо не как предателя своего народа, но как человека, который, заблуждаясь, питал надежду на «немецкие премудрые науки», которыми враги, алчущие богатств Балтии, согласны поделиться с его соотечественниками. Поэт Артурс Бенедиктс Бертхолдс в стихотворении «Песнь Каупо» («Kaupo Loul»), написанном на ливском языке, по-другому осмысливает образ древнего вождя из Турайды. В этом произведении сам Каупо говорит о том, что ошибочно шел вместе с чужаками и привел народ ливов к рабству. Обращаясь к солнцу, он говорит о своей любви к Богу и оправдывается:
На второй день Рождества Христова в Риге царило тревожное ожидание. Горожане уже знали, что прискакали на взмыленных лошадях гонцы от ливов к епископу. Весть о вторжении литовского войска в Ливонию распространилась молниеносно. Люди высыпали на улицы. К вечеру в Ригу стали прибывать другие усталые гонцы из ливских земель. Горожане обступали их, стремясь узнать о случившемся побольше. Но гонцы, только отмахивались и спешили в покои епископа Альберта.
Наступали сумерки короткого зимнего дня. За окнами завывал студеный ветер. Бескрайний снежный полог покрыл всю местность вокруг городских стен. Даугава дремала под толстым слоем льда. В епископских покоях зажгли факелы и свечи. Епископ сидел в кресле и молча слушал. Вокруг него собрались знатные горожане, купцы в богатых кафтанах, предводители рыцарей-пилигримов, а также магистр ордена меченосцев Венно. В дрожащем тусклом свете тени от их фигур в сумрачной комнате принимали причудливые и угрожающие очертания.
