Книга Плохая хорошая жена - Вера Колочкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ага. И я по Костьке скучаю. Привет ему от меня передавай. Потрепи его там от моего имени за рыжие уши…
— Ну, это уж как полагается! Ты вот что, Верка, ты поезжай давай домой прямо сейчас. Выспись хоть. Смотреть на тебя сердце разрывается! Пойдем-пойдем, я тебя до остановки провожу…
— Так у мамы желудок болит…
— Ничего-ничего, я ее овсянкой жидкой сегодня накормлю! Поболит и перестанет. И простыни сама постираю. Иди одевайся…
— Ой, Катька, ну что бы я без тебя…
Вероника совсем уж было собралась всплакнуть от нахлынувшей на нее то ли жалости, то ли благодарности, но была так щекотливо-больно приударена под бок худым и острым Катькиным кулачком, что взвилась только с тихим смехом со стула и послушно отправилась в прихожую на цыпочках — одеваться. Тем более и Александра Васильевна, кажется, так удачно задремала на своих высоких подушках…
На улице шел снег. Красивые пухлые хлопья кружились празднично перед глазами, неся в себе скорую надежду на оттепель. Мороз, казалось, действительно отступил, и стылый, колкий ветер утих, и уличная январская жизнь показалась совсем другой — не торопливо морозной, а тихой и радостной, принаряженной тут и там блестящими рыхлыми шапками свежего снега. Так красиво, так бело, так чисто-уютно…
— Ой, Катька, даже жить захотелось! Смотри, здорово как! — потянула вниз Вероника нависшую над головой тополиную ветку и с визгом выскочила из-под обрушившихся на нее легких, на весу рассыпающихся белых комьев.
— А чего, раньше жить не хотелось, что ли? — хмыкнула ей в ответ прагматичная и более сдержанная в проявлении своих чувств Катька. — Ты мне смотри, подруга…
— Не-а, Катька, не хотелось… Как подумаю о том, чего я в своей жизни вытворила — аж страшно становится. Сама, сама променяла свое счастье на глупую цветную картинку…
— Ого! А вот это мне уже нравится! Поумнела, что ли? Так давай беги к Игорю обратно, раз такое просветление нашло! А то ведь и опоздать можешь! Такие мужики на дороге долго не валяются, между прочим!
— Да знаю я, что не валяются. А только все равно поезд уже ушел, Катька. Все равно уже так, как раньше, не будет. Он, конечно, честный и благородный, и, может, даже примет меня обратно, да только я сама не могу этим больше пользоваться, понимаешь? Стыдно мне! Переломилось во мне что-то после всей этой истории. Столько боли человеку принесла… И еще, знаешь… Я поняла, что люблю его очень. Вот дура, да? Нет, не пойду я к нему. Стыдно…
— Ну, стыд — это еще не самое плохое чувство, знаешь! Это даже хорошо, что стыдно. У него обида, у тебя стыд… Как говорится, есть условия для равновесия. Давай-ка, подруга, посылай всех своих Стасиков со товарищи от себя подальше и денег им никаких завтра не носи! Еще чего! Пусть сами из своих проблем выпутываются! Ты где их взяла-то, кстати?
— Да долго рассказывать… Так получилось, что у шефа своего взяла.
— А он что, к тебе неровно дышит?
— Нет, что ты, нет! Я же в долг взяла! Я отработаю все до копеечки! Буду этот долг платить и помнить, что это наказание мое за собственную глупость!
— Да уж… Эк тебя пробрало-то, Верка! Сама себе наказание уже назначила.
— Ой, Катьк, не надо, а? Не дави на больное место! Вон, смотри, мой автобус уже выруливает…
В ожидании подходящего к остановке автобуса Вероника вдруг хлопнула себя перчаткой по лбу, повернулась к Катьке и торопливо проговорила:
— Ой, слушай, чуть не забыла сказать… Ты маме колбасу сырокопченую больше не давай, ладно? У нее после острого желудок болит!
— А я и не давала… — моргнула растерянно рыжими ресницами Катька. — Что я, с ума сошла, твою Александру Васильевну дорогущей колбасой кормить? Я, правда, положила пару палок к вам в холодильник, мой-то уже переполнен — я ж к Костьке в армию вкусности всякие запасаю…
— А… Кто тогда… Колбасу… — уже запрыгнув в автобус, проговорила растерянно, развернувшись к оставшейся стоять на остановке Катьке, Вероника.
Катька только плечами пожала и развела руки в стороны да так и исчезла с Вероникиных глаз за дверями автобуса.
«А… Как же… Прямо мистика какая-то… — снова пробормотала про себя Вероника, тоже пожав плечами и устраиваясь поудобнее у подтаявшего окошка. — С ума сойдешь тут и с мамой, и с колбасой… Нет, точно мистика…»
До места с красивым названием «Синий бульвар» ходу от здания Вероникиной фирмы было всего минут пять. Никакого такого бульвара там вовсе и не было, да еще и синего к тому же. А был скромный, заросший древними кустами сирени кусочек мощеной улицы — уютный такой тупичок с памятником Николаю Васильевичу Гоголю, старыми скамейками вокруг него. Летом здесь было красиво и тихо. Очень популярным было это местечко для романтических свиданий, так уж почему-то сложилось. Может, из-за красивого его названия — придумал же кто-то назвать это место бульваром, да еще и синим…
Она еще издалека разглядела прогуливающуюся справа от памятника высокую мужскую фигуру и, опустив руку в карман шубы, с легкостью ощутила под пальцами шершавость аккуратной долларовой пачечки. Странно, но почему-то ей самой хотелось от нее побыстрее избавиться. Казалось, что таким образом и от ощущений неприятных, связанных с этой дурацкой историей с долгами Стаса, она тоже сразу избавится, будто стряхнет ее с себя брезгливо. Валера тоже узнал ее издали — улыбнулся широко и радостно, пошагал решительно навстречу.
— Вероника, да вы не женщина, вы просто ангел-спаситель. Вы даже и смотритесь издалека, как ангел…
— Здравствуйте. Вот, возьмите. Здесь нужная сумма. Благодарности не надо. Я еще вчера вам об этом говорила. И комплиментов, кстати, тоже.
Валера как-то слишком уж суетливо цапнул из ее рук заветную пачечку, так же суетливо, сверкнув на нее холодной голубизной глаз, просунул ее во внутренний карман куртки, пробормотав Веронике с благодарной улыбкой:
— Ну, думаю, теперь все обойдется… Немного не хватает, конечно…
— Как это — не хватает? Вы же вчера только говорили, что осталось собрать десять тысяч?
— Ну да, говорил. А меня, знаете, подвели в одном месте. Кинули, можно сказать. Так что немного не хватает. А может, вам еще…
— Нет! Нет, Валера. Никаких «еще» не будет. Идите выручайте из беды своего друга. Будем считать, что моя совесть чиста. А сколько не хватает — сами найдете. Хотя, если разобраться, при чем здесь моя совесть…
— Хорошо-хорошо, Вероника! Чего это вы разволновались так? Ничего, будем надеяться, что все обойдется…
— Валера, пусть Стас зайдет ко мне потом. Вы ему передайте, пожалуйста. Мне обязательно ему один вопрос щекотливый задать надо.
— Но, Вероника, я думаю, это и не разговор даже! К кому ему еще рвануть, как не к вам? Вы даже и не волнуйтесь по этому поводу! Он ваш, весь ваш, Вероника!
— Да я, собственно, и не волнуюсь. И вы меня неправильно поняли, Валера. Мне он нужен для того лишь, чтоб прояснить одно нехорошее обстоятельство, и все.