Книга Генерал Власов - Свен Штеенберг

В сентябре 1943 г. произошел инцидент, поставивший под угрозу все имевшиеся достижения. 15 сентября Цейтцлер посетил генерала Гельмиха и сообщил о дезертирстве нескольких восточных батальонов. Фюрер немедленно распорядился разоружить все части добровольцев, начиная с группы в восемьдесят тысяч человек, которых теперь надлежало отправить во Францию для работы в угольных шахтах. Фюрер требовал представить данные о выполнении приказа в течение сорока восьми часов. Цейтцлер отмел возражения Гельмиха, что он не знает подобных примеров, что практика доказывает обратное, что степень ненадежности достигает не более одного процента, и это несмотря на то, какие тяжелые бои приходится вести сейчас всем в ходе общего отступления немцев. Фюрер отдал: ясный приказ, а он, Цейтцлер, сыт по горло моральными пощечинами, которые достаются ему то и дело из-за этих чертовых добровольцев.

Штаб Гельмиха с лихорадочной быстротой принялся собирать сведения об истинном положении дел. Было установлено, что нет никаких признаков ненадежности у восточных добровольцев, приданных как группе армий «Север», так и группе армий «Юг». В последней ряд подобных частей выдержали все испытания, и притом с честью. Дезертировали только казачий батальон и часть строительного батальона на южном фланге группы армий «Центр», при этом обе части не были соответствующим образом снаряжены для выполнения поставленных задач. В итоге разговоры о всеобщей ненадежности добровольцев, принимая во внимания всю напряженность отступления, попросту безосновательны. Совершенно очевидно, что Гитлеру просто требовался козел отпущения, выход для ярости, охватившей его из-за ухудшения обстановки на фронте.

Гельмих попросил Герре[128] явиться к Цейтцлеру с подробным рапортом. Несмотря на необходимость принять меры для предотвращения выполнения абсурдного приказа, Гельмих не считал себя годным для выполнения такой задачи. Он был солдатом, привыкшим подчиняться приказам. Политические переговоры, споры с начальством — все это было не в его стиле. Герре доставил Цейтцлеру доказательство того, что на сторону противника перебежали не более 1300 добровольцев и добровольных помощников («хиви»), то есть не более 0,17 процента от общего числа добровольцев у немцев. Он указал на то, что разоружение восьмидесяти тысяч человек повлечет за собой катастрофические последствия, о которых в ставке фюрера, по всей видимости, никто не имеет никакого представления. Разоружение станет огромным бесчестьем для русских, а отправка на работу в шахты — унизительным наказанием. Они включились в борьбу по собственному желанию, сражались честно и безупречно храбро. Разоружение приведет как раз к тому, в чем их необоснованно обвиняют, — к росту ненадежности. Более того, такая акция неминуемо и сильнейшим образом скажется на настроении шести миллионов восточных рабочих.

Цейцлер, наконец, сдался, но объяснил, что, насколько это возможно, надо выполнить распоряжения Гитлера. Когда Герре сказал ему, что удастся набрать не более трех, максимум пять тысяч человек, что даже и такое число будет трудно собрать, Цейтцлер взорвался:

— Вы с ума сошли? Вы что, серьезно думаете, что фюрер пойдет на нечто подобное?[129]

Герре ответил, что фюреру придется так поступить, потому что иначе все обернется катастрофой. В итоге Цейтцлер согласился еще раз обратиться к Гитлеру, однако потребовал вперед список частей, разоружение которых, по мнению генерала восточных войск, не приведет к тяжелым последствиям. Через трое суток решение было принято. Гитлер нехотя согласился на разоружение только тех формирований, которые указал Гельмих. Однако то, что вначале показалось победой разума, очень скоро обернулось чем-то совершенно иным, когда ставка фюрера приказала перевести все добровольческие части на Западный фронт.

Гитлер начисто игнорировал то обстоятельство, что добровольцы стремились воевать за освобождение своей страны, что они не были наемниками, которым все равно, с кем сражаться. Требовалось найти какое-то убедительное основание для такого перевода, поскольку в противном случае было бы не избежать бунтов и актов неподчинения. Однако в ставке фюрера никто, по-видимому, не собирался принимать в расчет подобные соображения.

Тем временем произошел инцидент, показавший, сколь щекотливым был вопрос выбора пяти тысяч якобы ненадежных добровольцев. Струги Красные, маленький городок на железнодорожной ветке Луга — Гатчина, в котором находилось семьдесят немцев, подвергся нападению отряда в шесть или семь сотен партизан. Ситуация казалась безнадежной. Когда половина немецкого гарнизона уже полегла в бою, командиру удалось добраться до расположенной километрах в трех станции, где стоял эшелон с объявленными «ненадежными» и разоруженными бойцами тюркского батальона. Командир вооружил батальон с находившегося рядом со станцией склада, повел его в атаку на партизан с тыла и разгромил их. Погибло больше ста партизан.[130]

Несколько частей, находившихся под юрисдикцией СС, были освобождены от переброски. Одной из них являлась бригада Каминского, которая после отступления из района Локтя в район Лепеля вела бои с партизанами. Каминский попытался и там создать автономный район, однако ему приходилось действовать на незнакомой местности, тогда как заверения немцев в том, что они обязательно вернутся, теряли основательность день ото дня. Постепенно нарастал процесс деморализации.

Казачью дивизию, организованную Штауфенбергом в конце апреля, перебросили не на Западный фронт, а в Югославию, воевать с партизанами Тито. Ядро казачьей дивизии состояло из трех частей: полка Кононова из Могилева, полка, возглавляемого подполковником Юнгшульцем и немало поучаствовавшего в боях летом 1942 г. в районе Моздок — Ачикулак, а также из батальона из района Полтавы под началом подполковника фон Вольфа. Командир дивизии, полковник (позднее генерал-лейтенант) Гельмут фон Паннвиц был личностью выдающегося военного дарования и человеческих качеств и смог быстро заслужить доверие казаков.[131]

Дивизия закончила подготовку в сентябре, а две недели спустя начала боевые действия в Хорватии. К тому времени в Югославии уже была развернута другая русская часть — пятнадцатитысячный Русский охранный корпус генерала Штейфона. Корпус состоял исключительно из русских эмигрантов времен Первой мировой войны,[132] которые пошли воевать добровольцами, чтобы сражаться на Восточном фронте, но которых вместо этого отправили сражаться против партизан Тито.