Книга Улица Иисуса - Самид Агаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты это просто так говоришь или…что ты предлагаешь? – спросил Егор.
– Есть одна идея. Но ты сначала скажи.
– Не навестить ли нам пещеру сим-сима? – предложил Егор.
– Ты хочешь сказать пещеру Али-бабы.
– Ну да. У меня от твоих сказок все в голове перепуталось.
– Между прочим, я Хасану ничего не должен, – сказал Али, – учитывая то количество историй, что я им рассказал.
– Хорошее было время, – заметил Егор. – Но ты согласен?
– Да. Я тоже об этом думал.
– Твое обостренное чувство неприятия чужого добра не будет нам помехой.
– Не будет. Во-первых, как выяснилось, твоя сестра, действительно, вдова атабека Узбека, и она имеет право на часть сокровищ.
– Уже нет, – сказал Егор, – она утратила это право, выйдя замуж сначала за Раймонда, а потом за, … кстати, как его звали?
– Ты меня спрашиваешь?
– Да?
– Ты не знаешь имени человека, за которого выдал замуж сестру?
– Ну почему же не знаю, знаю, его звали раджа ….
– Раджа Пракаш его звали.
– Но, если она утратила это право, то мы можем воспользоваться правом кладоискателей. Ведь сокровища утеряны, их завалило землетрясением. Разве ты не слышал? Так даже интереснее, – сказал Егор. – Так что пару дней на поправку и вперед.
– Пойду дров принесу, – сказал Али.
– Лучше еще воды принеси. Надо мясо помыть для кебаба.
– Какое мясо, откуда взялось мясо?
– Разве я тебе не сказал? Я все-таки завалил кабанчика. Вино еще осталось?
– Как же ты с раненой рукой умудрился?
– Да в тот же день. Вышел на него. Сгоряча, видно, не остыл после боя.
– Кто-нибудь знает о том, что ты здесь?
– Проводник знает. Он мне помог из города выбраться. Довез до реки, рану перевязал.
– Между прочим, за твою голову награда назначена – 100 динаров.
– Может самому сдаться, – сказал Егор, – нам как раз деньги нужны. 100 динаров – деньги немалые. Но проводник не выдаст. Хороший малый.
– Все равно, лучше не рисковать. Чем раньше мы уйдем, тем лучше. Тебе все равно надо лекарю показаться. Ладно, пойду за водой. Потом схожу к нему в деревню. Разузнаю что к чему. Ты помнишь, как его зовут?
– Помню, Манар, Мадар, как-то так. Мардан, вспомнил.
Али сходил за водой, потом насобирал целую гору валежника, свалил все у сторожки. Егор разделывал мясо кабанчика. Али на всякий случай поднялся на вершину горы и долго обозревал окрестности. Отсюда был виден город и синее море за ним. На западе высились снежные вершины – это были горы совсем другой породы, нежели та, на вершине которой он сейчас находился, высокие, скалистые. Это был путь, который им предстояло пройти. Он был самый трудный, но и самый короткий. В любом случае выбора у них не было, дорога по равнине было для них отрезана, там везде были монголы. Али еще раз огляделся. Зимний пейзаж был безлюден. Он стал спускаться к сторожке, откуда уже потянуло запахом кебаба из мяса дикого кабана.
Пенджаб, Индия.
Мани торопился, он шел так быстро, насколько ему позволяла тяжелая ноша. Сверкало в небе уже давно. Гром, от которого он всякий раз в испуге приседал, извещал о том, что гроза приближается. До деревни было еще далеко, но он надеялся укрыться от дождя в храме. Ливень застал его в десятке шагов от ступеней пагоды, но и этого хватило, чтобы промокнуть с головы до ног. Он вбежал под укрытие и остановился, тяжело дыша. С неба извергались потоки воды.
– Вот, ведь, – сказал Мани арчаку[17], – кто бы мог подумать. С утра так ярко солнце светило.
Арчак развел руки и воздел ладони к небу.
– Можно мне немного обсушиться? – спросил Мани, кивая на огонь в глубине храма.
– Конечно, – ответил арчак, – каждый может обогреться у священного огня. А что у тебя в мешке?
– Немного риса, – сказал Мани, – несу своим детям. Продал свой товар на рынке, а на вырученные деньги купил рис.
– Это хорошо, – ободрительно кивнул арчак, – может быть, ты пожертвуешь малую толику для нужд храма.
– Миски будет достаточно? – спросил Мани.
– Конечно, даже полмиски было бы достаточно, но раз ты предложил миску, пусть будет по-твоему.
Мани стал развязывать мешок, жалея, что не догадался предложить половину. Отсыпав риса, он прошел к очагу и сел, протянув руки к огню. Здесь уже грелся один человек. Мани произнес слова приветствия, не глядя ему в лицо, сосредоточившись на своей мокрой одежде. Он поворачивался к огню то одним боком, то спиной, то другим боком, наклонял голову, чтобы высушить волосы.
– Неровен час заболеешь, – сказал Мани, – а мне болеть никак нельзя. Ребятишки на мне, а их у меня трое. Жена уехала к матери и захворала там. Полгода уже один живу. Лихорадка у нее. Как бы не померла. Соседку попросил посидеть с детьми. Урожай в этом году хороший, излишки на базар снес, продал.
Сосед не вступал в разговор, он сидел не совсем у костра, а немного поодаль. Мани подумал, что это человек благородного происхождения, больно хорошо от него пахло. Нюх у Мани был отменный. Вернулся арчак, улыбнулся, подсел к огню.
– Сейчас кашу сварят, я отдал рис на кухню, поедим, и ты тоже подкрепишься.
– Ну что ты, – возразил Мани, – как же я буду есть то, что храму пожертвовал, так не годится. Других угощай – это будет правильно.
– Хорошо ты говоришь, – одобрительно отозвался арчак, – мудро. Но все равно, если ты голоден, я тебя накормлю. Одной миской риса пять человек накормить можно.
– А что этот молчит, – вполголоса спросил Мани, кивая на соседа, – обет молчания дал что ли? – И улыбнулся. Это была шутка.
Но арчак шутки не принял.
– Каждый волен говорить, когда ему вздумается, – сказал он.
– Да, конечно, – согласился Мани, – я сам не охотник лясы точить. Но думаю, раз непогода застала, отчего бы и не перекинуться парой словечек. Сейчас дождь закончится, и я пойду себе домой.
Арчак покивал головой, затем ушел. Его не было продолжительное время, затем он вернулся с плошкой дымящегося риса. Он подошел к человеку, сидящему поодаль и произнес.
– Возьми, сестрица, поешь, и дитя покорми.
– Сестрица, – поразился Мани, – это женщина! Как я сразу не догадался.
– Спасибо вам, – отозвалась женщина, – я могу заплатить за еду.