Книга Кочевые народы степей и Киевская Русь - Петр Толочко

Обозначив кратко течение русско-половецких отношений, следует теперь оценить степень их влияния на Русь. В этом вопросе исследователи не обнаруживают единодушия. Одни считают половцев силой, извечно враждебной Руси, борьба с которыми нарушала нормальный ход ее исторического развития, другие не склонны слишком драматизировать половецкую опасность, резонно замечая, что во взаимоотношениях двух миров были не только войны.

Думается, в этом споре решающее слово должно принадлежать все же не историкам, оценивающим события с позиции вечности, а современникам, бывшим очевидцами, участниками и жертвами почти двухсотлетнего противостояния Руси и половцев. Русским человеком, будь то благочестивый монах-книжник, князь-дружинник или сказитель-былинник, половецкая агрессия однозначно воспринималась как зло. Именно такую оценку мы находим в первом летописном упоминании о половецком вторжении в южнорусское пограничье. «Се бысть первое зло на Руськую землю». Все последующие рассказы о нападении половцев на Русь оценивались аналогичным образом. Половецкий хан Кончак был «злу начальник».

В летописях и былинах половецкое зло нередко выступает в обличье змия. Рассказав о блестящей победе русских дружин, водимых Владимиром Мономахом, в 1103 г. над половцами, летописец замечает, что князь «скруши главы змиевыя»[209]. Тугоркан называется в былинах как Тугарин Змиевич. Исследователи вполне обоснованно пришли к выводу, что именно в это время был создан цикл русских народных сказок о трех-, семи- и двенадцатиглавых Змиях, пожирающих людей. Змей Горыныч — лютый враг древнерусских богатырей — это собирательный образ половцев. Боняк фигурирует в западноукраинских сказках и песнях под именем Буняки Шелудивого, отрубленная голова которого катается по земле и уничтожает все живое на своем пути.

Практически все половецкие ханы, особенно враждебно относившиеся к Руси, снабжены в летописях и народных преданиях негативными определениями. Боняк — «шелудивый хищник», Тугоркан — «змиевич», Кобяк — «поганый», Кончак — «окаянный», «поганый кащей» и т. д.

Необходимо обратить внимание на еще один аспект восприятия русскими половцев. Они были тем большим несчастьем для Руси, что принадлежали к иной вере, к тому же — языческой. Во многих местах летописи подчеркивается, что половцы «не суть хрестьяне», «окаянные огаряны», «безбожный враг», «нечистии исчадья». Особенно показательным в этом отношении является рассказ летописи об одном из вторжений на Русь орды хана Кончака. «Приидоша иноплеменьници на Русскую землю, безбожнии измалтянѣ, оканьни нечистии исчадья, дѣлом и нравом сотониннымъ, именемъ Концакъ, зла начальникъ […] богосудный Кончак с единомысленными своими»[210].

Борьба с половцами осознавалась русскими как необходимость защиты не только Родины, но, по существу, и веры христианской. Не случайно летописец во многих местах летописи замечает, что мысль пойти походом на половцев вложил русским князьям сам Бог. Богоугодность дела позволяла собирать под знамена великого киевского князя (особенно в первые десятилетия и в 60–80-е годы XII ст.) в антиполовецкий поход дружины многих (иногда 14-и) княжеств. Эти крупные военные экспедиции вглубь степей являлись своеобразными «крестовыми» походами против «неверных». Есть основания полагать, что роль Руси — как защитницы христианского мира — признавалась и ее соседями. По словам летописи, слава о победах русских дружин над половцами под водительством Мономаха в первые десятилетия XII в. дошла «ко всимъ странамъ далнимъ, к Грекамъ, и Угромъ и Ляхомъ, и Чехомъ, дондеже и до Рима пройде»[211]. В «Слове о полку Игореве» говорится о восторженных похвалах европейцев великому киевскому князю Святославу Всеволодовичу за его успешную антиполовецкую борьбу. «Ту нѣмци и венедици, ту греци и морава поють славу Святославлю»[212].

Не слишком переоценивая восторженные оценки летописи и «Слова о полку Игореве», — следует признать, что именно Русь приняла на себя основной удар половцев и тем самым значительно облегчила положение Византии, Болгарии, Венгрии и других христианских стран, также подвергавшихся нападениям степняков.

Утверждение об органической духовной несовместимости православных русских и язычников половцев как-то не согласуется с тем, что между сторонами существовали не только военные, но и мирные отношения, в том числе и брачные.

Это действительно так. Причем дипломатические браки заключались не только князьями, обнаруживавшими определенные симпатии к половцам (например, из династии черниговских Ольговичей), но и теми, которые вели со степняками решительную борьбу, в частности великими киевскими князьями.

В 1094 г. Святополк Киевский женился на дочери могущественного половецкого хана Тугоркана. В 1107 г. Владимир Мономах, тогда еще переяславльский князь, женил сына Юрия (получившего впоследствии прозвище Долгорукого) на дочери хана Аепы, а другого сына Андрея — на внучке Тугоркана. Одновременно с женитьбой Юрия состоялась также свадьба сына черниговского князя Олега Святославича и дочери еще одного хана по имени Аепа. Летописец различает этих половчанок по именам дедов. В первом случае это Осенева внучка, а в другом — Тургенева.

Под 1163 г. летописец сообщает о женитьбе сына великого князя Ростислава Рюрика на дочери хана Белука.

В 1187 г. из половецкого плена возвратился в Русь сын Игоря Святославича вместе с молодой женой — дочерью Кончака — и ребенком. Свадьбу сыграли на Руси.

Князь Мстислав Мстиславич Удалой был женат на дочери хана Котяна.

Практически во всех случаях летопись сообщает о женитьбе русских князей на половчанках в одном ряду с известием о заключении мира. «Сотвори миръ с Половцѣ Святополкъ, и поя жену, дщерь Тугорканю»[213]. Женитьба сыновей Мономаха и Олега Святославича также стала возможной после заключения мира с ханом Аепой. Великий князь Ростислав «приведе […] Белуковну, князя Половецьского дщерь, ис Половець, за сына своего за Рюрика: того же лѣта и миръ взя с Половци»[214].

Таким образом, брачные союзы русских князей с дочерьми половецких ханов были своеобразной клятвой верности заключенным мирным соглашениям. К сожалению, далеко не всегда это служило надежной гарантией от новых столкновений. Средневековые авторы неоднократно отмечали «склонность куманов к обману». Анна Комнина полагала, что «непостоянство и изменчивость» половцев были «как бы их неким природным свойством». Приходится признать, что далеко не всегда отличались благородством и русские князья. Взаимных обид было столько, что они легко разрушали достигнутые соглашения.