Книга Зона индиго - Наталия Кочелаева

На второй день Оля решилась выйти из надоевшего номера, – ей необходимо было «привести себя в порядок». Разумеется, местная индустрия красоты только ее и ждала, хищно потирая ручонки с кустарно наращенными ногтями. Оленьку неудачно причесали, совершенно изуродовали маникюр да еще как-то крайне оскорбительно высказались насчет ее неотразимых внешних данных. Поплатиться за ненавязчивый верхневолжский сервис пришлось Дубову. Он-то вернулся в гостиницу в самом благостном расположении духа. Дело на мази, теперь бы в ресторан, заказать что-нибудь горяченькое, а потом завалиться спать! Но вместо обеда и сна ему пришлось два часа выслушивать горестный Оленькин рассказ, гладить ее по голове и утешать, а все из-за какого-то маникюра, в котором Дубов, если честно, не заметил никаких существенных изменений!

– Все пальцы на месте, чего тебе еще? – как умел, утешал он Оленьку.

– Дубов, они мне хамили! Какой-то ужасный салон, все такие хабалки сидят! Если бы мне такое сказали… такое сделали в «Гармонии и уходе», я бы добилась увольнения этой нахалки! Стоило только подозвать менеджера, и она бы вылетела с работы! Вылетела со свистом!

– Милая, так ведь твоя «Гармония» – она в Москве, и ты там постоянная клиентка с платиновой карточкой. Знаешь анекдот про одесского портного?

– Не знаю! И знать не хочу-у-у!

– Я все же расскажу, тебе понравится. Ну, слушай. Приходит к одесскому портному мужик, приносит отрез и говорит: «Послушайте, можете сшить мне пиджак?» Портной ему: «О чем вы говорите, таки смогу». Мужик: «А может, и костюм сошьете?» Портной: «Конечно, сошью, матерьяльчику хватит». Мужик: «И с жилеткой?» А портной: «Таки зачем нам с вами костюм без жилетки?» Мужик очень удивляется и говорит: «Знаете, я живу в Киеве, ходил к тамошним портным, они все говорят, что этого отреза хватит только на пиджак, потому что я большой человек». Портной снимает с него мерку и отвечает: «Это в Киеве вы большой человек, а в Одессе вы дерьмо. Кепочку из того же матерьяльчика не желаете ли?»

Дубов, давно зная Оленьку, и не ожидал взрыва смеха, но взрыва рыданий ожидал того меньше.

– Ты меня оскорбил! – горевало несчастное создание. – Я просила тебя не выражаться в моем присутствии! Какая гадость!

Дубов встал, потянулся, так что захрустело в позвоночнике, и зевнул. Честное слово, иногда ему хотелось пристрелить Оленьку, чтобы она не мучалась. Прелестное, хрупкое создание, она так искренне страдает из-за несовершенства этого мира! Неужели ей самой не скучно и не противно разыгрывать драмы из-за неправильно уложенных волос, поливать потоками соленой жидкости каждый дурно подпиленный ноготок? И неужели есть на свете женщины, которые ведут себя иначе? Простые, разумные, с некоторым запасом стойкости и жизнелюбия? Или такие встречаются только в романах под цветастыми обложками, которые Оленька прячет в своей ванной, а Дубов находит и украдкой почитывает?

Ну да, читает. А что тут такого? Глупо, не по-мужски, но интересно же! Вот в них и попадаются такие бабы, которые за своим мужиком хоть куда пойдут и не будут ни ныть, ни жаловаться! Любой наряд им к лицу, они не нуждаются в косметике, в духах, в этих кошмарных клещах, которыми Оленька вытягивает, выпрямляет, жжет свои слегка вьющиеся волосы! А если они и надевают какой-нибудь подвенечный убор, так только затем, чтобы герой его сразу же стащил, а может, и разорвал к чертовой матери, потому что именно затем этот балахон шился и надевался! И никто мужика не будет три года попрекать, потому что сама счастливая невеста только об этом и мечтает! А вот Оленька, интересно, мечтает о чем-нибудь в таком роде? Ох как редки и прохладны ее соизволения! Она только разыгрывать любит африканскую страсть, ее привлекает все внешнее, показное… Как те «атрибуты», которых Дубов побаивается.

Задумавшись, Дубов перестал утешать Оленьку, и та сразу почувствовала недостаток внимания, принялась всхлипывать громче и жалостнее. Это уже начинало раздражать, в конце концов.

– Вот что, дорогая… Я пошел ужинать. Жрать хочу, как медведь после спячки! А ты, как придешь в себя, присоединяйся.

– Ты уйдешь и оставишь меня в таком состоянии? – возмутилась Оля, но Дубов не стал выслушивать претензий, плотно притворил за собой дверь.

Конечно же ужин не доставил ему удовольствия. Оленька все же соизволила спуститься, но была бледна и печальна, кушенькала только греческий салат, прерывая трапезу душераздирающими вздохами. Конечно же ее томный вид и укоряющие взгляды порядком действовали Дубову на нервы, и мирного семейного вечера не получилось. Дубов все не мог отделаться от мысли, что без Оли в этой поездке ему было бы гораздо лучше, он отдохнул бы и от работы, и от своей дражайшей половины, сладко ел, крепко спал и не занимался бы глупостями! Да и ей было бы лучше без него – он хам, он не понимает ее страданий, ранит тонкую женскую душу своими грубостями! Подумать только, впереди еще целый завтрашний день, а все дела уже сделаны, и уйти будет некуда! Придется таскаться с Оленькой под руку, выслушивать жалобы, а потом сидеть с ней в клубе, зевать и смотреть показ коллекции «оригинального модельера», чтоб ему пусто было!

«И ведь это на всю жизнь!» – подумалось Дубову, и эта мысль, обычно такая успокоительная, внушила ему внезапный ужас. Неужели всю жизнь рядом с ним будет эта плаксивая, вздорная, неумная бабенка? Может быть, и нет. Она не хочет выходить за него замуж – иначе давно бы согласилась, без Парижа и Тиффани! Она не хочет иметь от него детей и вообще детей не любит. А Дубову нужно не меньше троих, и обязательно сына, сына! Не так уж и много он хочет! Дом есть, сад есть, дело за сыном. Значит, придется снова пускаться в поиск, снова вытаскивать пустые билетики, ошибаться, спотыкаться, тратить деньги, время и душевные силы. А перед этим еще спровадить Оленьку, тут тоже не обойдется без жертв и разрушений, она же так любит его, все время об этом говорит!

Занятый размышлениями о своей будущей вольной жизни, Дубов большую часть следующего дня молчал, во всем соглашался с бедной обреченной Оленькой и позволял вертеть собой, как комнатной собачонкой. Поэтому Оля пришла в самое благостное расположение духа, а выбравший свободу Дубов, наоборот, помрачнел.

«Я ей, в сущности, совсем не нужен. Ей нужен манекен, заводная кукла, способная произнести несколько заученных реплик, обладающая изящными манерами и… ах да – еще толстым бумажником. Я не такой, я не подхожу. Так на какого рожна она мне сдалась? И все, хватит об этом… Сейчас придем в ресторан, я поем мяса и выпью водки. Мне сразу станет легче».

Клуб «Гран-Мишель» был декорирован зубастыми шестеренками, чугунными утюгами и помятыми чайниками. Весь этот металлолом размещался по потолку и стенам, а один наиболее дошлый утюжок забрался даже в аквариум. Дубов содрогнулся, но быстро утешился. Ресторан в клубе выглядел вполне традиционным, меню смотрелось изобильным и аппетитным… Об официантках можно было сказать то же самое. Дубов сразу же заказал кучу снеди, не обращая внимания на критическую физиономию Оленьки. Возле импровизированного «языка» уже крутились какие-то малоодетые девицы, показ явно должен был вот-вот начаться. Оля сидела неспокойно, ерзала и оглядывалась. Наконец вскочила, едва не выбив поднос из рук подошедшей официантки. Та принесла Дубову салат, как он любил – крупными кусками нарезанные помидоры, огурцы и перцы, присыпанные зеленью, и распластанную селедку с лучком, и графинчик ледяной водки вкупе с рюмкой, тоже ледяной, запотевшей! Занятый гастрономическими красотами, он вовсе не обратил внимания на женщину, приблизившуюся к столику. Да и на что там внимание обращать-то? Еще одна ломака, вроде Оленьки. Модельерша была вся прохладная, подщипанная, приглаженная, где надо – блестит, где надо – подрумянено. Улыбка светская, равнодушная.