Книга Карфаген должен быть разрушен - Ричард Майлз

Какие же сходства в Геракле и Мелькарте видели греки, восточные финикийцы и пунийцы? Политеистические культуры, естественно, стремились к установлению синкретических отношений между собственными и чужеземными божествами. К примеру, двуязычное посвятительное послание, найденное на Мальте и относящееся к III — II векам, два брата-финикийца адресовали «Мелькарту, владыке Тира» (на финикийском языке) и «архегету Гераклу» (на греческом языке). Греческое понятие «архегет» обычно употреблялось в значении «основоположник» или «прародитель». Эти роли с успехом исполняли оба божества: и Геракл, и Мелькарт. Геракл ассоциировался с колонизацией греками, Мелькарт — тирянами. Мелькарт, покровитель и метрополии, и новых поселений, помогал сохранять связи между ними. Его храмы, воздвигавшиеся в новых колониях, предоставляли нейтральную и священную территорию для налаживания контактов между финикийскими поселенцами и аборигенами. Хотя Мелькарт и не был главным божеством в Карфагене, он продолжал оставаться важным средством влияния в новом пуническом сообществе Западного Средиземноморья.

Пуническая колонизация и экономическое освоение Сардинии оказывали воздействие и на религиозный ландшафт острова. Имеются свидетельства преднамеренного желания Карфагена утвердиться на острове посредством создания новых религиозных центров. Это можно проиллюстрировать на примере храма Цида в Антасе, где археологи также нашли посвящения Мелькарту. Взаимосвязь между Мелькартом и Цидом на Сардинии подтверждается в повествовании греческого писателя II века нашей эры Павсания, отмечавшего: «Первыми мореплавателями, пришедшими на остров, как говорят, были ливийцы. Их вождем был Сард, сын Макерида, а Макеридом называли Геракла египтяне и ливийцы». Под именем «Сарда Патера» в римскую эпоху знали Цида Баби, а Макерида почти наверняка можно идентифицировать как Мелькарта, ливийского Геракла. Эпиграфическое свидетельство указывает на существование двух богов в Карфагене, тесно связанных друг с другом. В отличие от Цида, ассоциировавшегося прежде всего с Сардинией, Мелькарт нес ответственность за пуническую колонизацию в целом, потому они и представлены в неравном соотношении как на Сардинии, так и в пунической иконографии: мы видим Цида в качестве сына Мелькарта.

Поклонение Мелькарту на Сардинии сознательно увязывалось с Тиром в пунический период. Эпитет «Z. HSR», в буквальном переводе «на скале», обычно применялся в отношении божества — прямая ассоциация со святилищем.[154] Акцентируя внимание на Мелькарте во время заселения и экономического осваивания Сардинии, карфагеняне утверждали патерналистские отношения с местным населением и общность тирского наследия. В письменах, относящихся к III веку до н.э., упоминаются усовершенствования, проведенные в святилище Мелькарта в Тарросе, перечисляются имена сановников из Qrthdst (Карфагена), и божество недвусмысленно ассоциируется с североафриканской метрополией[155].

У Геракла и Мелькарта поразительно много общего. Для обоих не существовало границ между человеческой и божественной реалиями. Геракл, сын Зевса и земной матери, должен был завоевывать право стать богом героическими деяниями. Мелькарт, уже будучи богом, одновременно являлся мифическим царем Тира и прародителем всей царской династии. Можно отметить также возрождающую роль огня: для Мелькарта в процессе обряда egersis, для Геракла во время обожествления, когда его тело сгорает в огне, а душа возносится на небеса и занимает свое место в сонме богов. Каждый год после ритуального сжигания его изображения Мелькарт символически возрождался, совершая такой же переход из земного бытия в мир богов. Синкретизм двух божеств наглядно отражен в храме Геракла в греческом городе Акрагант на Сицилии (святилище построено около 500 года): в нем имелись парные лестницы. В недавнем исследовании выдвинуто предположение, что эта необычайная архитектурная деталь вряд ли служила каким-либо практическим целям в V веке и ассоциировалась с ритуалами небесного вознесения божеств, распространенными в финикийско-пуническом регионе, вроде эгерсиса. Храм в Акраганте был лишь одним из святилищ, имевших аналогичные лестницы, на Сицилии и в Южной Италии.

Это может показаться странным, но легенда о Геракле и Эриксе связана не с греческой, а с финикийской оккупацией региона. Миссия Дориея в таком случае отражала борьбу за греческого Геракла против «негреческого Геракла», оккупировавшего Эрике. Гора, возвышавшаяся над уровнем моря на 750 метров, была для коренного населения элимцев священной задолго до того, как на ней появился храм богини Астарты во второй половине VI века, а Мелькарта стали признавать ее консортом.[156]

Даже путь Геракла, самая колоритная иллюстрация колониальных достижений греков на Западе, мог быть не таким, каким он представляется по первому впечатлению. В изнурительных, а местами и нелепых перипетиях путешествия отобразились и соперничество, и общность интересов пришельцев и коренных жителей, стремившихся застолбить свое место под солнцем в мире, как думалось человеку VI века, безграничных возможностей. Конечным пунктом путешествия Геракла мог быть город Аргос в Греции, а к наступлению VI века греческие авторы сделали вывод, что Эрифией, легендарным логовом Гериона и отправным пунктом одиссеи Геракла, был Гадес, древнейшее поселение финикийцев на дальнем Западе, где они возвели великий храм Мелькарта.[157] В описании пребывания Геракла на Сицилии, в котором проявились агрессивность и шовинизм колониальной политики греков, содержатся свидетельства более сложного характера отношений между пунийцами и местным населением. Например, эпизод, когда Геракл повергает и убивает туземного царя Эрикса, возможно, проистекает из внедрения пунического культа Астарты во второй половине VI века, заменившего традицию поклонения местному элимскому божеству. В этом контексте история Геракла, очевидно, имеет прямое отношение к Мелькарту, которому, как консорту Астарты, тоже поклонялись в ее храмах[158]. Таким образом, путь Геракла в большей мере отражает не колониальные амбиции греков, а процессы культурной интеграции и религиозного синкретизма в архаическом Центральном и Западном Средиземноморье. Нигде это не проявилось так полно и зримо, как на итальянском отрезке великой одиссеи Геракла.