Книга Что такое жизнь? - Эрвин Шредингер

Однако эту историю можно изучить более детально и конкретно. Патология головного мозга и исследования чувственного восприятия недвусмысленно свидетельствуют о территориальном разделении органов чувств на домены, обладающие удивительной, обширной независимостью, заставляющей предположить, будто эти области связаны с независимыми доменами сознания. Это не так. Возьмем характерный пример. Если посмотреть на далекий ландшафт вначале обычным способом, двумя глазами, потом закрыть левый глаз и посмотреть только правым, а затем закрыть правый и посмотреть левым, вы не увидите заметной разницы. Психическое зрительное пространство во всех трех случаях будет практически идентичным. Это можно объяснить тем, что из соответствующих нервных окончаний в сетчатке стимул поступает в один и тот же центр в головном мозге, где «формируется восприятие», – как, например, у меня дома кнопка у входной двери и кнопка в спальне жены активируют один и тот же звонок, расположенный над кухонной дверью. Это простейшее объяснение – однако оно неверно.

Шеррингтон описывает чрезвычайно интересные эксперименты, посвященные пороговой частоте мерцания. Попробую изложить их кратко. Вообразите миниатюрный маяк, установленный в лаборатории, который совершает много вспышек в секунду, скажем, 40, или 60, или 80, или 100. Когда вы повышаете частоту вспышек, мерцание исчезает на определенной частоте, которая зависит от условий эксперимента, и наблюдатель, следящий за маяком обоими глазами, видит непрерывный свет[70]. Представим, что в определенных обстоятельствах эта пороговая частота равна 60 вспышкам в секунду. Теперь проведем второй эксперимент, такой же, за исключением того, что соответствующее хитроумное устройство будет позволять правому глазу видеть четные вспышки, а левому – нечетные, так, что каждый глаз будет регистрировать лишь 30 вспышек в секунду. Если бы стимулы приходили в один физиологический центр, это не имело бы значения: если я стану нажимать кнопку у входной двери, скажем, раз в две секунды, а моя жена раз в две секунды будет нажимать кнопку в своей спальне, но чередуясь со мной, кухонный звонок будет звонить каждую секунду, будто бы один из нас или мы оба синхронно нажимаем кнопку каждую секунду. Однако в случае второго эксперимента со вспышками это не так. Тридцати вспышек для правого глаза вместе с тридцатью чередующимися вспышками для левого вовсе недостаточно, чтобы скрыть мерцание; для этого придется удвоить частоту, то есть сделать так, чтобы 60 вспышек достигали правого глаза и 60 – левого, если оба глаза открыты. Позвольте привести основной вывод словами самого Шеррингтона:

«Два сигнала объединяет вовсе не пространственная церебральная связь… Складывается впечатление, словно изображения, получаемые правым и левым глазом, видят два наблюдателя, и сознания их объединяются в единый разум. Как будто восприятия правого и левого глаза вырабатываются по отдельности, а после психически соединяются в единое целое… Будто у каждого глаза есть собственный чувствительный центр, обладающий должной репутацией, в котором зависящие от этого глаза мыслительные процессы прорабатываются до высших уровней восприятия. С физиологической точки зрения это означало бы существование визуального субмозга. Потребовалось бы два таких субмозга: один для правого глаза, другой – для левого. Судя по всему, в данном случае единовременность действия, а не структурное единство обеспечивает ментальное сотрудничество»[71].

За этим следуют рассуждения весьма общего характера, из которых я приведу лишь самые характерные пассажи:

«Существуют ли эти квазинезависимые субмозги, основанные на нескольких модальностях чувств? В коре головного мозга «пять» старых чувств не смешиваются замысловатым образом и не проникают друг в друга под воздействием механизмов высшего порядка, но выявляются легко и четко, каждое в своей отдельной области. Действительно ли сознание представляет собой собрание квазинезависимых перцепционных сознаний, психическая интеграция которых в значительной степени осуществляется благодаря временному совпадению ощущений? Когда дело касается «сознания», нервная система не интегрируется путем централизации под управлением епископальной клетки, а скорее развивает многомиллионную демократию, отдельной единицей которой является клетка… конкретная жизнь, составленная из субжизней, несмотря на интеграцию, демонстрирует свою аддитивную природу и провозглашает себя результатом совместных действий крошечных очагов жизни… Однако если мы обратимся к сознанию, в нем нет ничего подобного. Одна нервная клетка вовсе не является миниатюрным мозгом. Клеточное устройство тела не свидетельствует о подобном устройстве «сознания»… Одна епископальная мозговая клетка не может сделать мыслительную реакцию более унифицированной и неделимой, как делает это обширный слой клеток коры головного мозга. Материя и энергия выглядят гранулированными по своей структуре, как и «жизнь» – но не сознание».

Я процитировал отрывки, которые произвели на меня сильное впечатление. Судя по всему, Шеррингтон, владеющий знаниями о том, что в действительности происходит в живом организме, столкнулся с парадоксом, который в силу своей беспристрастности и полной интеллектуальной искренности не попытался скрыть или оправдать (как поступили бы – да и поступали – многие другие), но почти жестоко выставил на всеобщее обозрение, понимая, что это единственный способ приблизить решение научной или философской проблемы, в то время как, прикрывая ее «изящными» фразами, мы лишь тормозим прогресс и укрепляем противоречие (не навсегда, а до тех пор, пока кто-то не заметит наш обман). Парадокс Шеррингтона также является арифметическим, численным, и, на мой взгляд, имеет отношение к тому парадоксу, что я описал выше в этой главе, хотя они и различаются. Вкратце, первый парадокс представлял собой один мир, создаваемый многими сознаниями. У Шеррингтона одно сознание, видимо, основывается на многих клеточных жизнях – или, иными словами, на множественных субмозгах, каждый из которых обладает такой значимостью, что мы склонны приписать ему собственный субразум. Однако мы знаем, что субразум есть кошмарное уродство, как и множественное сознание, и ни тому, ни другому нет места в чьем-либо опыте, да и представить такое невозможно.

Я полагаю, что оба парадокса удастся разрешить (хотя и не претендую на немедленное их решение) путем ассимиляции нашей западной наукой восточной доктрины идентичности. Сознание по самой своей природе есть singulare tantum[72]. Должен сказать, что общее число сознаний равно единице. Осмелюсь назвать его неразрушимым, поскольку оно следует странному расписанию: для сознания существует только сейчас. Для него нет прежде и после. Есть лишь сейчас, включающее воспоминания и ожидания. Однако признаю, что наш язык не в состоянии выразить это. Также признаю, если кто-либо пожелает это подчеркнуть, что в настоящий момент говорю о религии, не о науке – религии, которая не противостоит науке, но черпает поддержку в незаинтересованном научном исследовании.