Книга Навуходоносор II - Даниель Арно

Общий объем дани нам неизвестен. Тяжка или легка она была для жителей империи? Мы не в состоянии подсчитать бюджет царств, подчинявшихся вавилонянам, а значит, и абсолютную величину его части, взимаемой в качестве дани. В любом случае налагалась она по одному простому правилу: вавилоняне требовали привозить всяческие товары, которые в их стране не производились, зато поставлялись теми или иными областями империи. Их не интересовали скот и продукты земледелия (кроме вина) — всё это было и в Вавилонии; если вавилоняне их и брали, то для потребления на месте.

Писцы Навуходоносора делили страну на три большие части: «море», «горы» и «страны» (надо понимать — равнины). Каждая из них давала Вавилонии нечто свое. «Данью моря» была, несомненно, рыба; вместе с ней, возможно, присылались и кораллы, которые использовались в прикладном искусстве, фармакологии и магических ритуалах. Из Загроса (впрочем, точно это неизвестно) поступало «горное масло»; что оно собой представляло, не уточнялось. Можно думать, что это масло было более качественным благодаря тому, что горная вода лучше вавилонской, вечно заиленной[32]. Винодельческих районов мы знаем восемь. Все они находились в предгорьях Загроса и Тавра, от Диялы на юге до Арпада на севере и еще дальше, в Средиземноморской Сирии. Из долины Среднего Евфрата прибывало «сладкое вино». К сожалению, вавилоняне не объясняли, какой именно напиток они имели в виду.

Остальная империя поставляла золото, серебро и «камни дорогой цены и очень большой ценности». То был не строительный камень — вавилоняне сооружали свои постройки из глиняных кирпичей и тем довольствовались. Но Навуходоносору был нужен материал для изготовления статуй, эталонов веса, печатей, украшений (например, ожерелий): гематит, корналин[33], хрусталь и т. п. Лазурит в этот список не входит, а между тем то был самый любимый камень вавилонян; но его привозили издалека — с территории нынешнего Афганистана, лежащей за их географическим горизонтом, и прежде чем к ним попасть, он проходил через целый ряд неизвестных им посредников. Вавилонянам приходилось покупать его; так же приобретали они железо в Киликии и квасцы в Египте. Последние служили для дубления, окраски тканей, а иногда их применяли и фармацевты.

Особой статьей была кедровая древесина. На азиатском Ближнем Востоке к этому дереву питали настоящую страсть, живую и постоянную, по меньшей мере с конца III тысячелетия. Ни одно сколько-нибудь важное здание — дворец или большой храм — без использования кедрового дерева возвести было невозможно. Для остальных построек годились тополь и олива в западных областях, а в Нижнем Междуречье применялись пальмовые стволы.

Но кедр не просто давал древесину превосходного качества. Это дерево восхищало людей своим видом; в вавилонской символике его рубка считалась, с одной стороны, дурным делом, но вместе с тем — героическим подвигом. Начиная со II тысячелетия эту мысль разнес по странам Средиземноморья «Эпос о Гильгамеше». В четвертой песне поэмы ее заглавный герой со спутником решают пойти в «Лес кедровый», чтобы стяжать «вечную славу». Лес сторожило некое полубожественное существо[34]; с виду это было чудовище, но сердце его было чистым и праведным. Когда два искателя приключений стали рубить деревья единого удальства ради, страж попытался удержать их от такого нечестивого поступка. Он был убит, но Гильгамеша поразила кара богов: с тех пор его преследовала неудача за неудачей. Чтобы избавиться от неприятной двусмысленности и оправдать рубку кедров, вавилоняне настаивали, что их древесина предназначена для самых благородных построек, и в качестве неоспоримого довода ссылались на высокие помыслы: лес приносился в жертву славе страны, а еще того лучше — богов.

Так, Навуходоносор в надписи из Вади-Брисса утверждает, что он «собственными руками срубил могучие кедры, леса гор Ливанских», что должно было произвести сильное впечатление на народы империи. Но в то же время царь руководствовался в своих поступках и практическими мотивами: он хотел облегчить доступ к местам добычи леса. Навуходоносор так описал это достижение гражданских инженеров — единственное предприятие, осуществленное им не в Вавилонии: «Я раздвинул крепкие горы и разбил скалы, чтобы открыть проходы: устроил дорогу для кедров». За этой похвальбой, возможно, стояло решение реальной проблемы. Кедры росли на западном горном хребте, от Амануса до северных окрестностей Тира. Эти места были легкодоступны, и, насколько нам известно, в VI веке леса еще не были истреблены даже на небольших высотах. Навуходоносор думал прежде всего об экономике и политике. Вырубка хвойных деревьев до того была делом приморских городов, в первую очередь Тира. Получив возможность самому посылать лесорубов на восточные склоны гор, Навуходоносор переставал зависеть от них. Кто конкретно руководил порубками? Употребляемые в надписях выражения позволяют предполагать, что эти работы могли быть организованы непосредственно центральной властью, а иногда поставки древесины осуществлялись местными царями. Но обе системы могли существовать одновременно: горцы и лесорубы, подчиненные царской администрации, могли работать на разных делянках. Для больших построек царствования Навуходоносора (а позднее и во времена Набонида) требовалось много бревен. Вавилонские архитекторы не использовали для поддержки потолка столбов или колонн, так что балки шли от стены до стены, и именно от их длины зависела площадь помещения. Набонид утверждал, что на перекрытия храма бога-солнца в Сиппаре употребил 1 015 кедров. Но в другом месте он говорил об использовании пяти тысяч бревен, а еще в одной надписи упоминал даже шесть тысяч стволов. Эти сведения остаются единичными, они явно не слишком точны, но всё же дают примерное представление о порядке цифр. Жизнь вавилонской деревни к VI веку немногим изменилась с конца неолита: в технике не происходило заметного прогресса. Лошадей на территориях «Благодатного полумесяца» стали использовать в начале II тысячелетия, но применяли в основном в войске — для колесниц и кавалерии. Лишь в царствование Ашшурбанипала у крестьян появился новый рабочий скот — одногорбые верблюды. До тех пор они обитали лишь на Аравийском полуострове; царь решил ввезти их в Ассирию. Оттуда верблюды стали распространяться до устьев Тигра и Евфрата, но, кажется, довольно медленно. Единственным механизмом, облегчавшим тяжелейший труд подъема воды для полива, оставался шадуф — рычаг с ведром на одном конце и противовесом на другом, подвижно укрепленный на столбе, изготовленном из ствола пальмы. К счастью, большинство каналов было устроено в насыпях выше уровня почвы: для того чтобы вода потекла на поля, достаточно было открыть заслонку. Впрочем, понемногу всё шире распространялись металлы: в начале II тысячелетия — бронза, в конце — железо, но оно даже при Навуходоносоре использовалось мало. Во всех своих вавилонских постройках он, судя по надписям, применил железо лишь один раз — для изготовления решетки, которая закрывала вход в канал, называвшийся «Истинно приносящий процветание»[35], отведенный от Евфрата (благодаря ей никто не мог проникнуть в канал и добраться от реки до города). Скромный масштаб применения металлов порождал парадоксальную ситуацию: они привозились издалека — из Анатолии, с Кипра, из Египта, а между тем стоили в Вавилонии довольно дешево, поскольку спрос на них был невелик. В текстах всегда специально указывается, что такое-то орудие изготовлено из железа. Это указание имеет смысл лишь в том случае, если все остальные железными не были. Но даже при невысокой цене железных сошников для мотыг только богатые землевладельцы снаряжали ими своих рабочих. Остальные пользовались примитивными инструментами из пальмовых стволов (дерева на вавилонской равнине почти не было); единственным аргументом в пользу такого инвентаря была его большая дешевизна.