Книга Кто изобрел Вселенную? Страсти по божественной частице в адронном коллайдере и другие истории о науке, вере и сотворении мира - Алистер МакГрат

Первая цитата – из сочинений Уильяма Уэвелла, кембриджского профессора естественных наук: «…Явления вызываются не отдельными вмешательствами Божественной силы, оказывающей свое влияние в каждом отдельном случае, но установлением общих законов». Слова Уэвелла отражают общепринятый теологический подход, который мы находим и у богословов, скажем, у Фомы Аквинского, и у ученых, скажем, у Исаака Ньютона: Господь не вмешивается в естественный ход вещей, а действует опосредованно, через созданные им законы природы. Эта идея ясно видна в «толстой книге» о естественном отборе, над которой Дарвин работал в 1856–1858 годах: «Под природой я понимаю законы, которые установил Бог, чтобы управлять Вселенной»[186].

Вторая цитата, которая присутствует во всех изданиях, кроме первого, взята из «Аналогии религии» Джозефа Батлера, классического труда по англиканской теологии, созданного в XVIII веке: согласно Батлеру, можно понимать, что Бог действует через регулярные природные процессы, а не в дополнение к ним: «…Ибо не есть ли естественное то, что требует или предполагает разумного агента, который делает его таковым, то есть осуществляется им постоянно или в установленное время, точно так же как сверхъестественное или чудесное – то, что осуществляется им только однажды».

Последняя цитата – из трактата «Advancement of Learning» («Развитие образования») Бэкона – рисует классический для эпохи Возрождения образ союза науки и религии, метафору «двух книг», книги слова Божия (Библии) и книги творений Божьих (природы). Бэкон утверждал, что «ни один человек, ошибочно переоценивая здравый смысл или неправильно понимая умеренность, не должен думать или утверждать, что человек может зайти слишком глубоко в своем исследовании или в изучении книги слова Божия или книги творений Божиих, богословия или философии; но пусть люди больше стремятся к бесконечному совершенствованию или успехам в том или в другом».

Одно из главных достижений «Происхождения видов» Дарвина – наглядное объяснение «тайне из тайн», по словам самого Дарвина: последовательного появления новых видов, которое наблюдается по данным ископаемых останков. Если новый вид может возникнуть из ранее существовавшего вида в процессе естественного отбора, виды нельзя считать «независимыми друг от друга творениями». Свою теорию Дарвин разрабатывал исходя из идеи законов, «запечатленных в материи Творцом», а не отдельных актов божественного вмешательства.

В Англии времен Дарвина из всех христианских течений главенствовала официальная англиканская церковь, которая оказывала мощное влияние и на культурную, и на научную жизнь тех лет. Вскоре стало очевидно, что ее высшие эшелоны поддерживают идеи Дарвина и считают, что эволюция – это предпочитаемый Господом метод обеспечения биологического разнообразия.

Одним из авторитетных лидеров англиканской церкви был романист, проповедник и общественный деятель Чарльз Кингсли (1819–1875), которого Дарвин называл «прославленным писателем и пророком». Зная, что Кингсли интересуется этой темой, Дарвин отправил ему сигнальный экземпляр «Происхождения видов». За неделю до выхода книги в свет Кингсли написал Дарвину ответное письмо, где выражал восхищение его трудом и высказывал богословские соображения, с которыми согласились бы многие сторонники англиканской церкви. По словам Кингсли, «Полагать, что Бог создал первобытных существ, способных к саморазвитию, столь же благородно, сколь верить, что Он требовал вмешательства всякий раз, когда нужно было заполнить пробелы, Им же и оставленные»[187]. Кингсли говорил, что сам он, как и Дарвин и многие другие, «приучился не верить в догму о постоянстве видов», которую, как он полагал, опровергает вдумчивое наблюдение природы, а особенно – развитие новых сортов растений и пород животных в ходе селекции для сельскохозяйственных нужд.

На лекции, прочитанной в 1871 году, Кингсли, к тому времени каноник Вестминстерского аббатства, цитадели религиозного истеблишмента, сказал, что слово «сотворение» предполагает не только событие, но и процесс. Теория Дарвина прояснила механизм сотворения. «Мы издавна знаем, что Господь в мудрости своей смог создать все сущее, однако вот – он настолько мудрее, чем мы думали, что смог заставить все сущее создать само себя»[188].

Пэйли полагал, что сотворение мира было статическим, а Кингсли отстаивал ту точку зрения, что благодаря Дарвину сотворение мира можно расценивать как процесс динамический, руководимый божественным провидением. По словам Кингсли, дарвинизм, будучи верно истолкован, вместо «леденящего душу сна о мертвой Вселенной, оставшейся без отсутствующего Бога» дает картину живой Вселенной, которая постоянно совершенствуется под мудрым руководством своего благожелательного Творца. «Как сказал когда-то Тот, без Кого ничто не могло быть создано: “Отец Мой доныне делает, и Я делаю”. Стоит ли нам ссориться с Наукой, если именно ей предстоит показать, как истинны эти слова?»

Вскоре с этой точкой зрения согласилось большинство высокопоставленных священнослужителей. Церковь тепло и доброжелательно поддерживала Дарвина до самой его смерти. Хотя он хотел быть похороненным возле своего дома, в итоге его погребли в Вестминстерском аббатстве.

Пожалуй, многим читателям такой теплый прием идей Дарвина со стороны высшего духовенства англиканской церкви покажется, мягко говоря, неожиданным. Разве епископ Сэмюэль Уилберфорс не был злобным и невежественным противником Дарвина? Это, естественно, заставляет нас задуматься над одной из величайших легенд нарратива «войны» науки с религией – над диспутом Сэмюэля Уилберфорса и Томаса Г. Гексли в Оксфорде в 1860 году.

Легенда о конференции Британской ассоциации в Оксфорде в 1860 году

В оправдание мифа об извечной войне науки с религией зачастую приводят историю о конференции Британской ассоциации в Оксфорде 30 июня 1860 года, где епископ Оксфордский Сэмюэль Уилберфорс вступил в жаркие дебаты с Томасом Г. Гексли по вопросу о дарвиновской теории эволюции. Поколение спустя эти дебаты были возведены на пьедестал классического примера войны науки и религии. Однако в сочинениях историков нынешнего поколения эта конференция описана очень подробно и в несколько ином ракурсе – и картина получается куда более спокойная и глубокая[189].