Книга Ночные легенды - Джон Коннолли

Топка была… холодна. Я бегло осмотрел комнату, но смотреть там было, собственно, нечего. Довольно просторная, но не захламленная, вход-выход всего один. Держась спиной к стене, вдоль которой шла лестница, и ствол уставив в сторону котельной, я взошел обратно на первый этаж склада, а оттуда драпанул наружу так, что с пола взвилась пыль. Остаток ночи я провел в своей комнатенке; револьвер лежал передо мной на столе, а в ушах звенело от напряжения.

Об увиденном той ночью я никому не заикнулся. Более того, готовясь назавтра под вечер к дежурству, я подумал, что, может, мне действительно все примерещилось. Задремал у себя на стуле, прихлебнув из фляжечки лишку, – вот вам и сон о якобы обходе склада и возвращении к себе за стол. А во сне мне и привиделась вся та чертовщина: безносые безглазые фигуры, ведущие человечка с продырявленной башкой в котельную, где топка нагнетает жар не нагреваясь.

Ну а какое еще объяснение можно было придумать? Остаток недели все было спокойно – никаких тебе звуков, ничего еще. От себя я даже озаботился навесить на дверь той лестничной шахты замок на цепи. Дважды осматривал его каждую ночь – висит как миленький. Однако тот запах – что-то вроде окалины горелых костей – оставался. Он шел и от моей униформы, и от волос. Как ни мойся, как ни стирайся, а избавиться от него не получалось.

И вот как-то субботней ночью, в ходе моих обычных обходов, я зашел на склад и обнаружил, что дверной проем перед лестницей снова зияет – и это при том, что главная дверь к моему приходу была заперта снаружи. Стоит ли повторять, что в течение всей той недели сюда, кроме меня, никто не наведывался? А теперь вот дверь была открыта, и опять поплясывали, поигрывали по стенам отсветы огня. На этот раз я действовал решительно: вынув «таурус», громко окликнул:

– Эй, это кто там балует?

Ответа не последовало.

– А ну выходи! – крикнул я храбрее, чем себя ощущал. – Выходи сейчас же, или, ей-богу, запру тебя здесь и копов вызову!

Опять без ответа – только в затенении справа, за штабелем старых ящиков возле двери, пошевелилась какая-то фигура. Я чиркнул туда фонариком и успел ухватить край чего-то синего, быстро мелькнувшего в темноту.

– Ч-черт, да я тебя вижу. Выходи, слышишь?

Я сглотнул, ощутив при этом отдачу в уши. Несмотря на холод ночи, лоб и верхняя губа у меня вспотели. Взмокла и рубашка. Откуда-то волнами катила жара – нестерпимая, палящая, как будто бы весь склад полыхал каким-то скрытым огнем.

И слышно было ревущее гудение топки. Держа ствол вровень с фонариком, я начал тихо подступать к штабелю. На приближении белый круг света выхватил босую ногу с грязными нестрижеными ногтями и толстые разбухшие лодыжки с синеватыми прожилками вен. Ниже колена различалась бахрома грязного темно-синего платья. Понятно: женщина. Бездомная, прячется на складе. Может, она обитала здесь все время, а я ее просто не замечал. Если пролезла, значит, у нее сюда есть вход-выход – выбитое окно или скрытая дверь. Ничего, найдем, надо только сначала ее отсюда шугнуть.

– Так, леди, – произнес я, подходя к ней совсем уже близко. – А ну-ка на выход…

Но это была не бомжиха. Это была даже не леди, как в старой шутке.

Это была моя жена.

И мне было не до смеха.

Ее темные волосы отросли, закрывая большую часть лица; рябоватая, в пятнах кожа на костях обтянулась, отчего губы разъехались в оскал, обнажая длинные желтые зубы. Голова была опущена, так что подбородок едва не упирался в грудь, а смотрела она на рану у себя в животе, куда вошел нож; рану, которую я ей нанес в ночь убийства. Вот она подняла голову, и открылись ее глаза; синева в них выцвела, и они теперь были почти белые. Отверстие, которое представлял ее застывший в гримасе ужаса рот, сделалось чуть шире, и я понял, что она улыбается.

– Привет, дорогой, – скрипнула она.

Я чувствовал, как в ее горле першит грязный песок. Он же был под ее сломанными ногтями, скопившись и оставшись там, когда она пыталась выскрестись из утлой могилы, вырытой мной для нее далеко на юге, где жухлая листва скрыла место ее упокоения, а зверье растащило кости. Неуклюжим, угловатым шарканьем она подвинулась вперед, а я попятился – шаг, второй – и тут уткнулся в какое-то препятствие сзади.

Рывком обернувшись, я увидел над собой пустотно-бледное лицо безухого в черном пальто.

– Ты должен отправиться с ним, – сказала жена, а тот в черном возложил мне на плечо свою руку. Я смотрел на него снизу вверх: он был выше меня на целый фут, а то и больше. Я и сам не мелкий, но такого высоченного я еще, пожалуй, не встречал.

– Куда? – спросил я его и только тут понял, что он меня не слышит. Попытка рвануть наутек пресеклась каменным нажатием его длани, буквально пригвоздившим меня к месту.

Я оглянулся туда, где стояла моя жена. «Это, наверное, сон», – подумалось мне. Дурной сон. Кошмар, худший из всех, какие я страшился увидеть. Но вместо того чтобы заметаться, закричать или щипнуть себя, чтобы проснуться, я услышал свой спокойный голос.

– Скажи мне, – сказал я. – Скажи, куда я иду.

Песок в ее голосе запершил снова.

– Вниз, под землю, – ответила она незлобиво.

Я попытался двинуться, но вся сила словно оставила мое тело. Я даже не мог поднять ствола. На пороге лестничной шахты теперь стояли две фигуры: женщина без глаз и безротый мужчина. Безротый кивнул тому, который держал меня, и тот твердо и властно тронул меня в сторону лестницы.

– Нет! – тщетно пытался упереться я. – Это несправедливо!

Но он, разумеется, оставался беззвучен. И тут до меня наконец дошло.

Безухий – это чтобы не слышать мольбы тех, за кем он пришел.

Безглазая – чтобы не видеть тех, кого она предает огню.

И немой судия – безмолвный хранитель людских грехов, не способный изречь, что он видел или слышал, – от которого ожидается лишь кивок на согласие с вынесенным приговором.

Три демона, и каждый совершенен в своем увечье.

Мои ноги елозили по пыльному полу, в то время как меня за ворот волокли все ближе к ждущим языкам пламени. В страдании я обернулся к оставшейся позади лестничной шахте и неожиданно увидел там знакомого человека в сером костюме; он стоял и смотрел мне вслед. Это был мистер Рон. Я воззвал к нему, но он лишь туманно улыбнулся и прикрыл дверь. Несмотря на возню, было слышно, как снаружи в замке повернулся ключ. Мне вспомнились горы старых, запыленных бумаг на его столе. Вспомнились отсутствие секретаря и подметавший полы уборщик, чей голос, запоздало прикинул я, примерно походил на голос самого Чарльза Рона.

Последний раз я заговорил, находясь уже возле тамбура. Я поглядел на стоящих передо мной демонов и произнес, все еще лелея надежду пробудиться:

– Но ведь я не мертвый.

И тут я ощутил, как моя правая рука начала поднимать к виску револьвер, и мысленным взором увидел, как к лестнице близится тот тщедушный коротышка с запекшейся на плече кровью. Рядом, возле самого уха, послышался голос жены – не дыхание, а просто звук.