Книга Мозг. Ваша личная история - Дэйвид Иглмен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лагерь ООН, в котором искали убежища боснийские мусульмане, охраняли голландские миротворцы. Хасан Нуханович потерял семью в резне, которая началась после того, как голландцы выгнали беженцев, так что те попали прямо в руки сербов, осаждавших лагерь.
Я прилетел в Сараево, чтобы лучше понять, что произошло, и там мне представился случай поговорить с высоким мужчиной средних лет по имени Хасан Нуханович. Хасан, боснийский мусульманин, работал в лагере ООН переводчиком. Его семья находилась там же вместе с другими беженцами, но их выгнали из лагеря, отправив на верную смерть, а Хасану разрешили остаться, поскольку ценили его как переводчика. Тогда убили его мать, отца и брата. Ему не дает покоя мысль о том, что «…убивали и пытали наши соседи – те самые люди, рядом с которыми мы жили на протяжении десятилетий. Они были способны убивать своих школьных друзей».
Еще одним примером разрушения социального взаимодействия может служить рассказ Хасана об аресте боснийского дантиста. Его подвесили за руки к фонарному столбу и били металлическим прутом, пока не сломали позвоночник. Тело дантиста висело там три дня, а мимо него сербские дети ходили в школу. «Есть универсальные ценности, и они очень простые: не убий. В апреле 1992 г. это «не убий» внезапно исчезло и превратилось в «иди и убивай», – заключил Хасан.
СИНДРОМ E
В чем причина ослабленной эмоциональной реакции на причинение вреда другому человеку? Нейрохирург Ицхак Фрид отмечает, что если проанализировать случаи насилия во всем мире, то в поведении людей можно заметить одну и ту же особенность, Фрид предложил искать и идентифицировать определенное поведение, которое характеризует преступника, совершающего насильственное преступление, – он назвал это синдромом Е. Синдром Е характеризуется снижением эмоциональной реактивности, что способствует повторяющимся актам насилия. Другой признак – гипервозбуждение, ощущение восторга от подобных действий. Это групповое «заражение»: так поступают все, и эпидемия насилия ширится. Наблюдается также компартментализация, когда человек может заботиться о своей семье и в то же время совершать акты насилия в отношении другой семьи.
При этом другие функции мозга, такие как речь, память, способность решать поставленные задачи, полностью сохраняются, то есть изменения затрагивают не весь мозг, а только зоны, участвующие в формировании эмоций и эмпатии. Выбор теперь определяется теми зонами мозга, которые отвечают за логику, память, умозаключения и т. д., а не сетями, позволяющими представить, что чувствует другой человек. По мнению Фрида, это эквивалентно освобождению от морали. Люди больше не используют эмоциональные системы, которые в обычных обстоятельствах определяют принятие социальных решений.
На этой фотографии времен холокоста солдат целится в женщину с ребенком на руках.
Семья Хасана похоронена на этом кладбище в Сребренице. Каждый год находят новые тела жертв резни, идентифицируют и привозят сюда.
Чем объясняется этот тревожный сдвиг во взаимодействии людей? Откуда он берется у эусоциальных существ? Почему геноцид то и дело случается на нашей планете? Мы привыкли рассматривать войну и убийства в контексте истории, экономики и политики. Однако такая картина неполна, и я убежден, что эти явления необходимо понять с точки зрения науки о мозге. Убийство соседа обычно представляется человеку немыслимым. Что же происходит с сотнями и тысячами людей, которые так поступают? Почему в определенных ситуациях отключаются нормальные социальные функции мозга?
Можно ли изучать нарушение нормальных социальных функций в лаборатории? Я разработал эксперимент, чтобы попытаться это выяснить.
Первый вопрос довольно прост: меняется ли ваша способность к сочувствию другому человеку в зависимости от того, «свой» он или «чужой»?
Мы поместили испытуемых в сканер. На экране они видели шесть рук. Компьютер случайным образом – вроде барабана в розыгрыше лотереи – выбирал одну из рук. Затем изображение перемещалось в центр экрана и увеличивалось, после чего к руке прикасались ватной палочкой или иглой от шприца. Эти два действия вызывают сходное возбуждение в зрительной системе, но очень разные реакции в остальных зонах мозга.
Сканируя мозг участников эксперимента, мы показывали им, как руку колют иглой или прикасаются к ней ватной палочкой.
Как уже говорилось выше, при виде человека, испытывающего боль, у нас в мозгу активируется матрица боли. Это основа сочувствия. Теперь мы можем поднять вопрос о сочувствии на следующий уровень. Измерив базовое состояние при воздействии, мы немного изменили эксперимент. На экране появлялись те же шесть рук, но теперь каждая из них была снабжена надписью: христианин, иудей, атеист, мусульманин, индуист или сайентолог. После случайного выбора одной из рук она перемещалась в центр экрана и увеличивалась, а затем ее касались ватной палочкой или кололи иглой от шприца. В результате эксперимента мы хотели выяснить следующее: будет ли мозг точно так же сочувствовать боли чужака?
Мы выявили большую амплитуду индивидуальных отклонений, но в среднем мозг демонстрировал более сильную сочувственную реакцию на боль «своего» и менее сильную на боль «чужака». Этот результат особенно важен с учетом того, что надписи состояли всего из одного слова: для определения принадлежности к группе требуется очень немногое.
Когда этот участник эксперимента видел «своего», испытывающего боль, в передней поясной коре наблюдалась активная реакция. В случае «чужого» активность была значительно слабее.
Грубой категоризации вполне достаточно, чтобы изменить сознательную реакцию мозга на боль другого человека. Соблазнительно приписать это религии, но причина кроется глубже: в нашем исследовании даже атеисты больше сочувствовали руке с надписью «атеист», чем руке с любой другой надписью. Таким образом, дело тут не в религии, а в группе, к которой человек себя причисляет.
По всей видимости, люди меньше сочувствуют чужакам. Но для того, чтобы объяснить насилие и геноцид, нужно сделать еще один шаг – к дегуманизации.
Лазана Харрис из Лейденского университета (Голландия) провел серию экспериментов, которые приблизили нас к пониманию, как это происходит. Харрис искал изменения в социальных сетях мозга, в частности в медиальной префронтальной коре. Эта зона активизируется, когда мы взаимодействуем с другими людьми или думаем о них, но не активизируется, когда мы имеем дело с неодушевленными предметами, вроде кружки для кофе.