Книга Слепой в шаге от смерти - Андрей Воронин

Все встали. Никто не садился до тех пор, пока Евдоким Емельянович, качнувшись вперед, не опустился на предусмотрительно подставленный стул.

Официальная часть была закончена.

– Кто это? – спросил Сиверов у своей случайной знакомой.

– А вы разве не знаете?

– Нет.

– Очень большой человек.

– Ну, то, что большой, я вижу. Весит, наверное, килограммов сто тридцать.

– О да! И в обществе у него вес колоссальный.

Политики из Госдумы в очереди стоят, чтобы попасть к нему на прием.

– Так кто же он, все-таки?

– Официально – никто. Муж говорил, а он у меня в этом деле дока, всякие дурацкие газеты читает, биржевые ведомости, за котировками следит, как фанат за хоккейными командами, так вот он говорил, что Евдоким Емельянович владеет тремя пакетами акций.

– Каких акций?

– Кто же их знает. Извините, Федор, но в акциях я ничего не понимаю. Если бы вы меня спросили о духах или о тряпках, я бы вас просветила, а в этом деле я не специалист. Но тачка у него… Вы видели, с шестью дверями? Так это его.

– Не обратил внимания, – соврал Глеб, хотя прекрасно рассмотрел шикарный лимузин со спутниковой антенной, который привез огромного, тучного, как боров, Евдокима Емельяновича.

Заметил Сиверов и то, как Евдоким Емельянович вылезал из лимузина: выставил сначала одну ногу в дорогом ботинке, затем вторую, словно демонстрируя обувь, а когда оторвал зад от сиденья, лимузин качнулся, чуть не встав на два колеса. Двое охранников в темных очках хотели помочь хозяину, но Евдоким Емельянович недовольно надул полные губы и, сверкнув стеклами очков, щелкнул пальцами на манер испанского танцора.

Охранники тут же отскочили в сторону. Евдоким Емельянович выбрался из машины, услужливые руки в ту же секунду накинули ему на плечи пальто. Все происходило очень быстро, действия были отработаны до автоматизма.

Сиверов с интересом поглядывал на людей, сидящих во главе стола. В чем, в чем, а в людях и в том, чем они занимаются, Глеб разбирался. Он сразу определил, что здесь собрались прожженные мерзавцы, на которых клейма негде ставить, это было видно с первого взгляда. В ярком свете ламп вспыхивали, играя гранями, перстни с бриллиантами, иногда из-под накрахмаленных манжет сорочек сверкали браслеты и циферблаты баснословно дорогих часов, поблескивали золотые запонки, заколки галстуков. Эти люди были не просто богаты, а несметно богаты, и своего богатства не прятали, уверенные в собственной силе.

Вели они себя спокойно и сдержанно, пили мало, время от времени поглядывали на соседей. Было видно, что они понимают друг друга без слов, как телепаты, обмениваются мыслями, похожими, словно две банкноты одного достоинства. Да и мысли их сводились все к тем же банкнотам, по преимуществу зеленого цвета.

После первых выпитых рюмок за столом стало оживленнее. Иногда даже слышался пока еще сдержанный смех, хотя гости и старались вести себя чинно, – все-таки поминки, а не свадьба. После третьей рюмки можно уже вставать из-за стола, и многие мужчины направились перекурить, чтобы в более раскованной обстановке холла обменяться мыслями о большой беде, постигшей их круг и вырвавшей из крепкой цепи одного из «неприкасаемых».

Валентина раскрыла сумочку и вынула пачку сигарет.

– А вы не желаете перекурить?

– По-моему, можно курить за столом, – огляделся Сиверов. Хотя никто и не курил, но пепельницы на столе были.

– Дело не в том, можно или нет, – возразила Валентина, – за столом не поговоришь, приходится сидеть и корчить скорбную мину. А в холле на мягких диванах можно расслабиться. Большой печали, как вы понимаете, я не испытываю, да и вы, по-моему, тоже.

– Почему же тогда приехали?

– Наверное, по той же причине, что и вы, – улыбнулась Валентина, поднимаясь из-за стола.

Глебу ничего не оставалось, как присоединиться к ней и взять ее под руку. Со стороны смотрелись они прекрасно: достойная пара – сильный, уверенный в себе мужчина и красивая женщина.

Валентина держалась непринужденно. У нее была манера – со всеми мужчинами, вне зависимости от времени знакомства, вести себя раскованно, будто они знают друг друга целую вечность.

В просторном холле, куда обычных посетителей не пускали, Глеб и Валентина удобно расположились на небольшом кожаном диванчике, как раз на двоих человек. Перед ними на блестящей треноге стояла глубокая пепельница из нержавеющей стали, над которой тонкой струйкой вился дымок от незагашенного окурка. В противоположном углу холла на таком же диване сидели двое мужчин, перед ними спиной к Валентине и Глебу стоял третий. Мужчины тихо, практически шепотом, беседовали. Стоявший обернулся, лишь только заметил присутствие посторонних, но тут же понял, что вновь появившуюся парочку их разговор не интересует, слишком уж они поглощены друг другом, так что вполне можно продолжать беседу, не предназначенную для посторонних ушей.

– У вас хорошие манеры, – щебетала Валентина. – Я люблю людей, которые берут вилку в левую, а нож в правую руку, совершенно не задумываясь, потому что большинство из тех, что сегодня собрались за столом, сначала подумают, а уж потом возьмут правильно. У них хорошие манеры не отработаны до автоматизма, это нужно прививать с детства. Вот их дети, может, и станут нормальными людьми, а они сами…

Сиверов слушал ее вполуха. Постепенно слова Валентины превратились для него в звуковой фон, как шум дождя или пение птиц. Глеб обладал очень острым слухом и мог разобрать разговор на солидном расстоянии, мог, например, уловить, о чем говорят люди, идущие впереди него, в толпе, на расстоянии пяти метров. Но сейчас даже острый слух Глеба оказался бессилен. Пришлось читать по губам беседующих мужчин, хотя губ одного из них – того, что стоял спиной, Сиверов не видел, но отдельные выхваченные на слух слова подтверждали, что он читает движения губ правильно. Возможно, Глеб и не стал бы прислушиваться к чужому разговору, но очень уж странным было несоответствие между выражением лиц и тем, о чем говорили мужчины.

– ..я Олега предупреждал, что с нами так нельзя, а он не поверил, посчитал, что сильнее… – легкая, как тень, улыбка появилась на губах лысоватого мужчины с оттопыренными ушами. Взгляд у него был холодный, как у змеи, и в то же время острый, готовый в любой момент впиться в жертву, словно змеиное жало.

– Да, не послушался Олег, крутым себя считал, мы ему уже не ровня. С Евдокимом Емельяновичем себя сравнивал. А он не любит, когда его с кем-то сравнивают, несравнимый наш.

При этих словах стоявший резко обернулся, словно испугавшись, что кто-то услышит. Глеб, чтобы скрыть свой интерес, невпопад произнес, обращаясь к Валентине:

– Да, и я так думаю.

– О чем думаете, Федор? – удивилась она, поскольку перед этим говорила о превратностях питерской погоды, еще более непредсказуемой, чем московская.