Книга Клеопатра - Стейси Шифф

На этот раз путешествие далось Клеопатре особенно тяжело. Царицу недаром считали воплощением Исиды — Венеры: она опять была беременна и к марту уже не могла скрывать свое положение. У Цицерона появилась дополнительная причина следить за каждым ее шагом. Беременная подруга покойного диктатора была серьезной угрозой для будущего Рима. В отличие от Цезариона, второе дитя было зачато на римской земле. Весь город знал, что это дитя Цезаря. А что если Клеопатра родит сына и решит использовать его в своих целях? Оратор боялся даже вообразить последствия такого решения. Однако жизнь распорядилась иначе. Богиня отвернулась от царицы: то ли еще в море, то ли уже после возвращения домой у нее случился выкидыш. Цицерон мог вздохнуть свободно.

Как бы то ни было, у Клеопатры было не так уж много причин для уныния. Никто не посмел потребовать назад «дары Цезаря». Проблему Кипра можно было считать решенной. Царица оставалась другом и союзницей Рима. Позади остался город, «охваченный оргией разрушения, огня и резни» и, вполне вероятно, стоявший на пороге новой гражданской войны. Все, кого могли заподозрить в причастности к убийству, наперебой оправдывались и клеветали друг на друга. Впрочем, кое-кто из заговорщиков верил, что хмурым утром мартовских ид они совершили благое дело. Свержение тиранов было давней римской традицией, и цареубийц порой почитали как героев. Даже нейтральные партии спешили влиться во всеобщее безумие. Дион писал: «Есть силы, что стремятся возвыситься за счет вражды и смуты, чтобы добиться своего, они сеют рознь и стравливают соперников».

Клеопатра, с ранних лет привыкшая бояться, что Рим поработит ее страну, теперь наблюдала, как он разрушает сам себя. Тот год выдался нудным, сырым, пасмурным, солнце почти не показывалось, «лишь изредка посылая сквозь тучи свои слабые тусклые лучи» (скорее всего, виновником мрачной погоды был сицилийский вулкан Этна, однако римляне склонны были видеть в ненастьях дурные предзнаменования). Царица спешила оставить несчастья за морем. Вероятно, ее флотилия вышла из Путеол, обогнула итальянский берег, прошла негостеприимный Мессинский пролив и к апрелю была в открытом море. Дул попутный ветер. Плыть на юг было несравнимо легче; толковый и решительный капитан вполне мог уложиться в пару недель. Вскоре мрак и холод Европы сменился африканской жарой. В солнечной Александрии Клеопатру ждали государственные дела и торжественные приемы, ритуалы и церемонии. В Рим она больше не вернулась, хотя продолжала внимательно следить за тем, что там творится. Правительница вела свою игру чрезвычайно умно и осторожно, не в пример другим Птолемеям, и не ее вина, что правила все время менялись. Один мудрец сказал: «У кого найдутся слова, чтобы выразить изумление, в которое повергают нас капризы судьбы и странности человека?» Клеопатре было двадцать шесть лет.

Возвращение домой тех, кто чудом спасся из затопленного кровью города, могло бы стать превосходным сюжетом для оперы. Ни один либреттист до сих пор не проявил к нему интереса, потому, вероятно, что оно никем не описано. Женщина, способная переломить ход римской истории, перестала интересовать его летописцев, как только рядом с ней не стало великого римлянина. Некому было поведать о том, как вдали показались красные крыши Александрии, как сверкнул огонь маяка, как корабль, миновав гигантские статуи предшественниц Клеопатры и каменные волнорезы, вошел в тихую, отлично оснащенную гавань. Во время визитов иностранных правителей египетский флот обыкновенно выходил им навстречу; вероятно, так произошло и на этот раз. Отправляясь в путь и отдавая оставшимся в Александрии приближенным последние распоряжения, Клеопатра даже помыслить не могла о том, как все обернется. У царицы было несколько недель, чтобы прийти в себя и обдумать случившееся. Даже если боль утраты оказалась не слишком острой, ей в пору было тревожиться о собственном будущем. Не имея в Риме ни единого союзника, она, по сути, вмешалась в чужую игру, кровавую и опасную. Ее главным козырем был Цезарион, единственный сын Цезаря. Младенец мог возвысить свою мать, а мог и погубить. Клеопатра была в опасности, едва ли не большей, чем в сорок восьмом году, когда она впервые оказалась между двумя смертельными врагами.

Нам неизвестно, о чем думала царица. Если верить Плутарху, Клеопатра по-прежнему была властной, самоуверенной и коварной. В будущем она не раз справится с невыполнимой миссией. И теперь, сходя на родной берег — полноправная владычица, вернувшаяся к любящим подданным, — она должна была торжествовать[35]. Клеопатра вырвалась из варварского Рима, пережила и жестокую качку на море, и кровавый мятеж в чужой стране, возвратилась в город, где уважали царскую власть, а ее саму почитали как богиню, равную самой Венере, в город, где никому не пришло бы в голову обвинить свою правительницу в высокомерии, где никто не требовал запретить позолоченные кресла и не падал в обморок при виде ее диадемы. Это был ее мир, благоустроенный и цивилизованный. В Египте было лето, пора важных церемоний. Даже местные праздники здесь не похожи на римские. Люди собирались на берегу Нила, пели, плясали и веселились. В эти дни царица, должно быть, не раз припомнила греческую поговорку: «В гостях хорошо, а дома лучше». «Александрия — заявил в свое время Цицерон, — дом разврата и лжи».

Нам неизвестно, кто был местоблюстителем Клеопатры — обычно эти полномочия возлагались на министра финансов, — но он блестяще справился со своими обязанностями. Царица вернулась в мирную, богатую страну, почти не заметившую ее отсутствия. Никто и не думал возмущаться налоговым бременем, на въезде в город Клеопатру не встречала толпа восставших, как когда-то ее отца. Храмы процветали. Клеопатра приготовилась править как ни в чем не бывало. Но тут из-за моря пришли тревожные вести. Младшая сестра царицы Арсиноя и в изгнании не оставила притязаний на престол. Горя желанием взять реванш за поражение четырехлетней давности, она заручилась поддержкой в Эфесе и провозгласила себя владычицей Египта. Подобная дерзость свидетельствовала о том, сколь шатко было положение Клеопатры на международной арене. В распоряжении Арсинои оказались несметные сокровища храма Артемиды и надежные союзники в Риме. Тогда же объявился самозванец, назвавшийся Птолемеем Тринадцатым, чудесным образом спасшимся из нильских вод. Сестры ненавидели друг друга. Арсиноя переманила на свою сторону командира египетского гарнизона на Кипре. От Кипра до Эфеса было рукой подать; тамошний командующий пользовался большой властью. Между тем возле Клеопатры находился еще один потенциальный предатель, Птолемей Четырнадцатый. «В народе есть поговорка о тех, кто дважды спотыкается об один и тот же камень», — напоминает Цицерон. Клеопатра, вновь оказавшаяся в окружении врагов, твердо решила больше не спотыкаться. Вскоре Птолемея Четырнадцатого убили, вероятнее всего, отравили[36].