Книга Охота на Вепря - Дмитрий Агалаков

– Все-таки невероятно, – покачал я головой.

– Что именно? – спросил граф.

– Я про историю с колодцами и сокровищем, которое до сих пор ищут Кабанины.

Я хотел добавить: и про души замученных людей. И про то, как сэр Баррет произнес фразу, сказанную – а как еще это объяснить? – духом Захара Зубова: «А ты во всех колодцах ищи, супостат, работы на сто жизней хватит! А я пошлю по твоим следам Макарку, младшего своего, задушенного, он за тобой изо всех колодцев следить станет!» Не захотел я рассказывать этот эпизод старому графу. Чересчур страшен он был!

– Но что Кабанины? – вместо этого спросил я. – Как им удалось так подняться? Из ваших-то слуг?

– Сейчас, сейчас, – выдохнув струю дыма, с улыбкой кивнул Александр Александрович Кураев. – Тут самое интересное. Купечество стало входить в свои права в начале нашего девятнадцатого века. Дед Кабанина, Дармидонт, упросил моего отца дать ему в долг крупную сумму. Получил ее и вложил в торговлю. Выиграл и вложил далее. И пошло. Михаил Дармидонтович перенял у отца эстафету и передал ее своему сыну – названному в честь деда Дармидонтом. А этот, наш с вами знакомец, уже создал свою империю! Всех переплюнул, Кураевых в том числе. Мы – дворяне, денег зарабатывать толком не умеем. Другое дело – купцы. А Дармидонт, кажется, решил завоевать весь мир.

– Простите, а сокровище, от него что-то осталось? – не смог не спросить Петр Ильич. Мучило любопытство!

– Разумеется, нет, – отвел трубку в сторону граф Кураев. – Что вы? Три века прошло! Но то, что оно сыграло решающую роль в жизни нашего рода – это бесспорно! Но вот в чем все дело: Кабанины передавали легенду о втором сундуке из поколения в поколение. Я вам рассказал историю, но так ведь продаю за то, за что купил. Сам верю в нее только наполовину! Уж больно красивая… и страшная, конечно, эта легенда.

– Но если был первый сундук, отчего не быть второму?

– То-то и оно, Петр Ильич! То-то и оно. А теперь то, о чем я вам не сказал прежде, да и не мог сказать. У меня было два верных человека, братья Веригины, люди образованные и с цепким умом, бывшие военные. Было два – остался один. Помните, я говорил вам о человеке, который вел для меня расследование?

– Разумеется.

– Старшего Веригина, нынче покойного, я еще давно определил следить за Кабаниным, зная, что поставил своей целью заполучить Дармидонт. Великую и бесконтрольную власть! Но было еще и другое, – Кураев выдохнул дымок и замолчал.

– Другое – что? – не выдержал я.

Граф Александр Александрович встал, отложил трубку, взял с шеи ключ и подошел к секретеру. Там провернул ключ в замке и достал письмо. Вернулся назад, сел в свое кресло.

– Я попросил Веригина пойти на авантюру, сделать то, что мог сделать и Кабанин в случае чего. Разверните и прочтите вслух тот кусок, который обведен чернилами. Прошу вас, – граф протянул мне письмо.

Я взял его и быстро нашел нужную часть послания.

– Читайте же, но вслух, – попросил Кураев.

– Будь по-вашему, – согласился я, – хоть и не в моих правилах заглядывать в чужие письма. «В Тверской губернии я нашел старую бабку, слепую колдунью по кличке Ворожея. Про нее говорили, что она мертвецов видит, с ними разговаривает и все у них выведать может. Ее боялись. Но немало людей было, которые заверяли меня, что она давала ответы – и кто где голову сложил без покаяния, и кто где что спрятал при жизни, а перед смертью так и не открылся: забыл или не захотел. За тем к ней и ходили отовсюду. Я посулил бабке Ворожее хорошие деньги, и она согласилась поехать со мной. Только взяла внучку, девочку-подростка, которая ухаживала за ней. Через сутки мы добрались до широкого села Расстрельное, на месте которого, как полагают отрывочные летописи, и стояло имение Зубовых, где и разыгралась трагедия в то тревожное столетие и ту зловещую годину. Был поздний вечер. Но чем ближе мы приближались к месту, где по моему разумению могло быть захоронено сокровище, тем сильнее причитала бабка Ворожея, перебирала четки, твердила молитвы и заклинания. И то и дело точно смотрела вдаль – в поле и на дальние дома. Слепая, но смотрела! „Стоит, – вдруг прошептала она, – один стоит… в поле стоит…“ – „Кто стоит?“ – спросил я, вглядываясь, но никого не видя. По сторонам озирался и наш извозчик, давно пожалевший, что согласился на такую поездку. „Он стоит…“ – отвечала бабка Ворожея. А потом как вдруг закричала извозчику: „Стой, стой!“ – „Что такое?“ – спросил я. Но бабка не отвечала, таращась слепыми глазами, только шептала свои молитвы. „Не подходи, слышишь, калечный!“ – вдруг крикнула она. Ворожея словно видела кого-то, и уже вблизи! Внучка вцепилась в руку бабки. Ей-богу, Александр Александрович, мне стало страшно!..»

Я поднял глаза на графа.

– Читайте же, Петр Ильич, – сказал он, затянувшись, а после выпустив облачко дыма. – Читайте же, друг мой.

Мне оставалось только кивнуть и найти глазами нужную строку.

– «Струхнул и наш извозчик. „Чегой она? Чегой?“ – спрашивал он. „Прочь уйди, Рыжий, прочь, – говорила Ворожея, – иди прочь под землю, откуда пришел! Не мани меня!..“ – „Бабушка, бабушка…“ – шептала и плакала внучка. Уже было темно, кровавая полоса зари пылала за полем и лесами. Лошади забеспокоились, точно при приближении волка, и шарахнулись в сторону. Извозчик не выдержал – спрыгнул с козел и рванул в поле. „Дай крест! – вдруг закричала старуха. – Дай крест! Моего не боится!“ Я поспешно снял с груди широкий нательный крест величиной с ладонь, подаренный мне матушкой перед турецкой войной, и протянул ей. Она зажала цепочку в руке и выставила крест вперед – точно под нос кому-то сунула! „Прочь, Рыжий, прочь! – захрипела она. – Сгинь, нечистая!“ Она еще долго тяжело дышала. Только тогда я понял, что от нас отстали. „Езжай подале отсюда, – тихо сказала мне Ворожея. – Плюнь ты на дурака нашего, езжай скорее!“ Я исполнил ее указание, сел на место извозчика, стеганул лошадей, и мы понеслись по проселочной дороге. „Кто это был, Ворожея?“ – спросил я. „Рыжий и косой парень, с увечным лицом, точно изрубленным, да еще хромый, – ответила она. – Знаешь такого, коли меня посылал сюда? Говори, за ним посылал?!“ – зло спросила вещунья. „Если и знаю, Ворожея, то, честное слово, не думал, что он существует!“ – ответил я. „А зря не думал!“ – „Мальчишка, отрок?“ – спросил я. „Да нет, – ответила она. – Уж юноша, годков восемнадцати будет, мил человек! Глазница пустая, все лицо в шрамах, – повторила она, – и не улыбался он – кривился, страшно, точно измывался! – сказала бабка. – И звал, звал…“ – „Да куда ж он звал-то?“ – поинтересовался я. „На край того села он звал, к заброшенному колодцу. Все говорил: золота хотите моего? Так подите и возьмите! Там оно, мол, лежит!“ Я подстегивал лошадь. „А как звать-то его?“ – осторожно поинтересовался я. „Забыла спросить, – усмехнулась Ворожея. – И вот что мне еще почудилось, мил человек…“ – „Ну?“ – „Что за его спиной, подалее, еще трое стояли…“ – „Что за трое?“ – „Один мужик, а с ним два юнца, и у всех лица изрублены, и руки… Не вернусь я туда, мил человек, сколько денег не предлагай, – сказала она. – Хитер тот калечный сторож! Ой, хитер! Подманит и удавит…“ Мне все стало ясно. Ворожея не могла знать, кого я ищу. Кого мы все ищем. Но я-то догадался, кого она видела, и вы это знаете, Александр Александрович… Прискорбно то, что старуха Ворожея после того занемогла и умерла, оставив внучку одну. Я оставил сироте денег ровно столько, сколько смог. Эта трагическая история лишний раз доказала, в какую тьму мы с вами забрели…»