Книга Дневник пани Ганки - Тадеуш Доленга-Мостович

А ведь именно он является самым достойным доверия мужчиной в Варшаве. К тому же я никогда не сомневалась в его трезвом суждении и разуме. Уж не говоря о том, что Ромек предпочел бы застрелиться, чем нанести мне малейший вред. Потрясающая верность. Он до сих пор не женился, хотя прошло уже три года с того момента, как я стала женой Яцека. На протяжении этих трех лет я видела его всего-то раза два, да и то – издали. Он абсолютно отошел от общества, где мог бы встретить Яцека.

И это меня нисколько не удивляет. Яцек без злого умысла вызвал его тогда на дуэль и ранил в руку. Ни один из них в тот момент не имел моего слова, и каждый из них мог на равных правах претендовать на мою взаимность. Они рассорились, так и не помирившись. Двое ближайших друзей сделались последними врагами.

Мне его словно Господь послал. (К тому же важно, что Ромек, не встречаясь с людьми из нашего круга, ни за что не проговорится.) Я как раз выходила с примерки, когда наткнулась на него. Чуть не вскрикнула от радости. Он слегка побледнел (как же мило с его стороны), а поскольку мы встретились лицом к лицу, то не смог просто отделаться поклоном. Да и я уже протягивала ему руку.

Сказала, что он возмужал и сделался куда симпатичней. Это, собственно, было правдой. Раньше у него были чуть узковатые плечи, а в его взгляде на мир чувствовалась какая-то наивность. Теперь он сумел быстро овладеть чувствами и сразу согласился проводить меня. Я специально шла очень медленно, чтобы успеть рассказать ему все.

Я рассказала ему, как познакомилась с одним господином, который после был раскрыт в качестве шпиона. Поскольку его видели в моем обществе, военные допускали, что он, хоть и сбежал из Варшавы, постарается связаться со мной. Меня обязали, чтобы я сразу дала знать, если подобное произойдет. Потом я пересказала Ромеку – как можно подробнее – содержание письма Роберта и спросила, каким образом должна поступить. (Естественно, о курах я не вспоминала, поскольку это несущественно, но отбирает у дела ореол романтики.)

Внимательно выслушав меня, Ромек заявил:

– Как ты можешь хотя бы задумываться! Если бы ты даже хотела выполнить просьбу этого шпиона, не смогла бы этого сделать, а сама впуталась бы в серьезные проблемы.

– Почему?

– Все очень просто. После его бегства наверняка поставили того, кто следит за его ячейкой в банке. Мы были бы очень наивны, если бы не сделали этого. Всякий, кто попытался бы ячейку открыть, был бы сразу арестован.

Я вздрогнула:

– Ужасно!

– Я думаю. Тем более что тогда тебя посчитали бы – и совершенно справедливо – сообщницей шпиона.

Я взглянула на него с недоверием:

– Ты шутишь? При положении моего мужа?..

– Даже если бы твой муж был министром, он бы не спас тебя от тюрьмы и от обвинительного приговора.

– Тогда что мне делать?

– Как можно быстрее передать это письмо, как тебя и просили.

– Но это равносильно тому, что приговорить человека на смерть!

– Тем лучше. Он шпион и должен быть обезврежен.

– Ты воспринимаешь все слишком по-мужски, – ответила я через миг-другой. – Дело вовсе не простое. Ты не принимаешь во внимание, что, воспользовавшись твоим советом, я сдам человека, у которого нет на свете никого, кроме меня. Человека, который мне доверял. Ты бы иначе воспринимал это дело, окажись сам на его месте.

Ромек улыбнулся:

– Я не мог бы оказаться на его месте по двум причинам. Во-первых, даже представить себя не могу в ситуации, когда рискнул бы поставить тебя в опасное положение, а во-вторых, я не шпион. А тебе прежде всего следует считаться с тем, что ты полька, жена польского дипломата. Как же ты способна даже думать о том, чтобы сотрудничать с тем, кто является врагом государства?!

Я не могла не согласиться. Впрочем, скорее всего, и сама поступила бы точно так, как он мне советовал. Но это ведь не изменит факта, что я могу страдать по причине такого поступка.

Ромек был бы по-настоящему интересным юношей, действительно интересным, если бы не эта его серьезность, если бы не эта странная мания усматривать во всех жизненных делах предназначение. Убеждена, что, если бы поцеловала его, когда мы прощались в подворотне (а, кстати сказать, у меня было такое желание), он посчитал бы, что это равнозначно решению о разводе – и сразу же отправился бы к портному заказать себе свадебный фрак. Ромек не признаёт половинчатости. Не сомневаюсь, что он вообще не понимает, что такое флирт, а романтические отношения воспринял бы как чистую связь душ, причем обязательно на Капри. Естественно, связь до гроба. И чтобы нас похоронили в одной могиле. Подумать лишь: сколько приятного теряет этот юноша из того, что мог бы познать, если бы не его смертельная серьезность отношения к жизни.

Жаль.

Я взяла все. Так мне приказал по телефону майор. Кур, упаковку и письмо. Едва лишь я появилась в бюро майора, туда сразу же пришел полковник Корчинский и еще два господина в гражданском. Страшное дело, что они вытворяли. Осматривали все через увеличительное стекло, включая кур. Исследовали бумагу, веревки, клей, чернила. Что-то там забрали для просвечивания, несчастных кур изрезали перочинным ножиком, словно надеясь, что и в них можно отыскать нечто. В конце майор потер руки и сказал:

– Все складывается превосходно. Прошу вас взять этот ключик.

Я перепугалась:

– И зачем же он мне?

– Собственно, сейчас я вам все объясню. Сегодня уже поздно, однако завтра утром вы пойдете в банк. Откроете ячейку. Это последняя ячейка справа в третьем снизу ряду. Выньте ее содержимое, спрячьте в сумочку и возвращайтесь пешком домой.

– Но простите, – возмутилась я. – Отчего бы мне это делать?!

– Сейчас я объясню и это. Итак, Тоннор – или, вернее, Валло – еще надеется, что мы не успели выследить его сейф. Если он до сих пор в Варшаве, то, похоже, не хочет рисковать. Решил воспользоваться вами. Мог бы прибегнуть к помощи кого-то из своих сообщников, но при риске потерять сообщника или вас – выбрал вас.

– Не понимаю, о чем вы, пан майор… – я взглянула на него иронично. – Во-первых, могу вас уверить, что ни один любящий мужчина, имея такой выбор, не подставил бы женщину, которую он – пусть платонически – но любит. Во-вторых, каким же образом он может быть в Варшаве, если посылка пришла из Ковеля.

– Давайте не будем об этом, – сказал майор.

Мужчины все такие. Поймаешь их на неком нонсенсе, а они сразу – «давайте не будем об этом».

– Однако почему я должна заниматься этим?

– Для того, уж простите, чтобы не вспугнуть птичку. Перед банком, а может, и внутри наверняка стоит кто-то из его сообщников. Он, естественно, проинформирован Тоннором, что вы должны опорожнить ячейку. Ведь Тоннор именно затем и взвалил на ваши плечи это задание, чтобы суметь без проблем отобрать свои вещи у вас позже. Это может случиться вот как: либо кто-то придет за ними к вам домой, либо, не теряя времени, подойдут к вам на пути из банка к вашему дому. Я сомневаюсь, чтобы сделал это сам Тоннор. Даже в гриме он не рискнул бы появиться нынче на улицах Варшавы. Однако это не исключено полностью. Потому, если на улице кто-то подойдет к вам и захочет, чтобы вы отдали ему пакеты для Тоннора, – отдайте их.