Книга Еще одни невероятные истории - Роальд Даль

— Пожаста, пожаста, паскарее. Это тело жизни и смерти. Пожаста, несите быстро эту пумагу мистер Панталуну.

Джорджев русский акцент звучал ужасно, и все равно в его голосе звенело неподдельное отчаяние. В конце концов швейцар снизошел до Джорджа и мрачным голосом произнес:

— Дайте мне вашу записку.

Джордж тут же сунул ему свою мятую бумажку и рассыпался в благодарностях:

— Шпашибо, шпашибо. И пусь он паймет, што это срочно.

Швейцар исчез во внутренних помещениях, а через секунду вернулся и сказал:

— Доставлено.

Джордж нервно расхаживал по тротуару. Я ждал, наблюдая за дверью. Прошло три или четыре минуты.

— Где он? — спросил Джордж, заламывая руки. — Где он? Пожаста, сходите и пасматрите, не идет ли он.

— Да что с вами такое? — вопросил швейцар; он снова глядел на Джорджевы усы.

— Это тело жизни и смерти! Мистер Панталун может помочь! Он дожен выйти!

— Почему бы вам малость не заткнуться? — спросил швейцар, однако снова открыл дверь, сунул голову внутрь и с кем-то о чем-то коротко поговорил.

Затем сказал Джорджу:

— Он сейчас выйдет.

Секунду спустя дверь распахнулась, и явился Панталун собственной персоной, маленький, юркий и щеголеватый. Он задержался на пороге, быстро поглядывая по сторонам, очень сейчас похожий на любопытного хорька. Швейцар притронулся к краю фуражки и указал на Джорджа. Я слышал, как Панталун сказал:

— Да, так чего вы хотите?

— Пажаста, — сказал Джордж, — атайдемте немного, чтобы нас никто не слыхал.

Он повел Панталуна по тротуару, прочь от швейцара и поближе к машине.

— Да хватит, — возмутился Панталун. — Что вам, собственно, нужно?

Неожиданно Джордж крикнул: «Глядите!» — и указал куда-то вдоль улицы. Панталун крутнул головой, в этот самый момент Джордж размахнулся и ударил его с правой прямо в нос. Я видел, как Джордж качнулся вперед, вкладывая в удар весь свой вес, а Панталун вроде как оторвался слегка от земли, отлетел фута на два-три и врезался спиной в стену клуба. Все это случилось очень быстро, а потом Джордж был рядом со мной в машине, и мы рванули с места под пронзительную трель швейцарова свистка.

— Получилось! — выдохнул Джордж; он был очень возбужден и никак не мог перевести дыхание. — Хорошо я ему врезал. Ты видел, как я ему врезал?

Снег теперь так и валил, я гнал как сумасшедший и сворачивал на каждом углу, понимая, что в такую метель нас уже никто не поймает.

— Я так ему врезал, что сучий кот чуть не прошиб головой стенку.

— Отлично было сделано, Джордж, — похвалил я. — Чистая работа.

— А ты видел, как он подлетел? Видел, как он оторвался от земли?

— Вумберг будет доволен, — сказал я. — И Голлогли, и эта самая Хайнс. Все они будут довольны, — сказал я. — Теперь только денежки считай.

— За нами машина! — заорал вдруг Джордж. — Висит у нас на хвосте! Гони как бешеный!

— Невозможно, — качнул головою я. — Они не могли найти нас так быстро. Это просто какая-то там машина.

Я резко свернул направо.

— Она все так же у нас на хвосте, — сказал Джордж. — Сворачивай на каждом углу, мы скоро от них оторвемся.

— Хрен там оторвешься от полицейской машины в «шеви» тридцать четвертого года, — пробурчал я без всякого энтузиазма. — Лучше я остановлюсь.

— Да гони ты! — заорал Джордж. — У тебя отличная скорость.

— Лучше я остановлюсь, — повторил я. — Если гнать и дальше, это только их разозлит.

Джордж яростно протестовал, но мне было понятно, что гнать дальше нет никакого смысла; я прижат машину к обочине и затормозил. Другая машина резко вильнула, проскочила мимо, взвизгнула покрышками и остановилась.

— Быстрее, — выдохнул Джордж. — Мотаем отсюда.

Он уже приоткрыл дверцу и был готов бежать.

— Не будь идиотом, — сказал я, — сиди, где сидишь. Уж теперь-то точно никуда не уйти.

— Что за спешка, ребята? — спросил снаружи чей-то голос.

— Да никакой спешки, — ответил я. — Мы просто едем домой.

— Да?

— Да, мы просто едем домой.

Мужик сунул голову в окошко с моей стороны, взглянул на меня, потом на Джорджа и снова на меня.

— Скверная погода, — сказал Джордж. — Мы хотели успеть домой, прежде чем улицы совсем занесет.

— Ладно, — сказал мужик. — Можете успокоиться. Я просто подумал, что стоит расплатиться с вами сразу же. — Он уронил мне на колени пачку банкнот. — Я Голлогли, Уилбур Г. Голлогли. — Он стоял под падающим снегом, притопывая ногами и потирая руки, чтобы совсем не замерзнуть. — Я получил вашу телеграмму и все это наблюдал с другой стороны улицы. Прекрасная работа, и я решил заплатить вам вдвойне. Оно того стоит. Самая веселая сценка, какую я в жизни видел. Счастливо, ребята, и давайте поосторожней, за вами будут гоняться. Я бы на вашем месте смылся куда-нибудь из города. Пока.

И не успели мы хоть что-нибудь ответить, как он сел в машину и уехал.

Вернувшись домой, я стал тут же паковать наши шмотки.

— Ты что, сдурел? — спросил Джордж. — Нам только подождать несколько часов, и мы получим по пять сотен от Вумберга и от этой Хайнс. Тогда у нас будет целых две тысячи, и мы сможем ехать куда угодно.

Так что следующий день мы провели, почти не вылезая из комнаты и читая газеты, в одной из которых была целая колонка на первой странице с кричащим заголовком: «Зверское нападение на известного колумниста».

И все получилось как надо. С последней почтой нам принесли два письма, и в каждом из них было по пять сотен.

А сейчас, в этот самый момент, мы сидим в пульмановском вагоне, потягивая скотч и направляясь на юг, где всегда светит солнце и скачки каждый день. Мы сказочно богаты, и Джордж все твердит, что, если поставить все две тысячи на лошадь, идущую десять к одному, мы выиграем двадцать тысяч и сможем уйти на пенсию.

— У нас будет дом в Палм-Бич, — говорит он, — и мы устроим себе сладкую жизнь. Очаровательные светские дамы будут сидеть на краю нашего бассейна, попивая прохладительные напитки, а потом нам, возможно, захочется поставить другую крупную сумму на другую лошадь, и мы станем еще богаче. Возможно, нам наскучит Палм-Бич, и мы, не торопясь, проедемся по всяким обиталищам богачей — Монте-Карло и тэ пэ. Вроде как Али-Хан или герцог Виндзорский. Мы станем видными светскими фигурами, и кинозвезды будут нам улыбаться, а метрдотели кланяться, и, возможно, наступит время, когда нас даже упомянет в своей колонке Лайонел Панталун.

— Это будет что-то, — поддержал его я.

— Что-то, — согласился он. — Вот уж точно — что-то.