Книга Ипатьевская ночь - Эдвард Радзинский

Двое суток предстоит провести Юровскому и Ермакову вместе с этими трупами. Неразлучно.

Захоронение Царской Семьи описано Юровским очень подробно. И, возможно, скрывает почти фантастическую историю. И вот здесь прервемся… Мы еще вернемся к страшному грузовику, который едет сейчас по ночному городу…

Открылись ворота дома – и в наступавшем рассвете на Вознесенский проспект выехал грузовик.

Стрекотин: «Когда были вынесены трупы и ушла автомашина, только после этого наша смена была снята с дежурства».

Гость

Он позвонил мне сам. И попросил о встрече. Я услышал его дребезжащий старческий голос и, естественно, сказал: «Я могу прийти к вам сам». Но он тотчас ответил, как многие из звонивших ко мне людей его возраста, его поколения: «Ну зачем? Я сам к вам приду». Потом он засмеялся: «Вы зря подумали: нет, я никого не боюсь… Это меня боялись другие. Просто я старый солдат, и я люблю ходить».

И вот он сидит в моей комнате.

Он бьет по своему колену и со смешком указывает на свои странные брюки. Это – потерявшие цвет и форму – когда-то зеленые шаровары с кантом:

– Эти брюки принадлежали Николаю. Я достал их в 1945 году в Чехословакии. Они принадлежали бывшему легионеру… В 1918 году он купил их в Екатеринбурге… У него было много вещей якобы Царской Семьи.

Его смешок…

– Нет, нет, конечно, я не верю, что это брюки последнего императора, но… в любом случае вещь из той эпохи. Я люблю эти штаны и позволяю себе иногда этот маскарад… Теперь об интересующем вас деле… Много лет я работал в одном серьезном учреждении… Я жил тогда в Свердловске… С какого-то времени… нет, не по работе… просто для души… заболел вашей темой… Точнее, меня интересовал один вопрос… Возник он давно, вас еще на свете не было, – и всю жизнь я ищу ответ. Началось со знакомства: я был неплохо знаком с Петром Захаровичем Ермаковым… Сложный был человек. Точнее, простой. У него зудели руки: убить. За революционную ярость его прозвали – «товарищ Маузер». В царское время он убил провокатора преоригинальным способом – никогда не догадаетесь… отпилил у него голову. По екатеринбургской легенде, когда решили изуродовать их трупы, поехал он в аптеку взять запас кислоты. Провизор засомневался: уж очень много требовали. Петр Захарович собрался было его уговаривать, но не успел – рефлекс сработал – застрелил… Кстати, знаете ли вы, что Ермаков заявлял всем и каждому, что это он убил последнего царя? И как реагировал на это Юровский?

Про это я хорошо знал…

С 1921 года Юровский жил в Москве. И работал в Гохране…

Сын чекиста Медведева: «Они часто встречались у нас на квартире. Все бывшие цареубийцы, переехавшие теперь в Москву». (Да, вскоре после расстрела они переправились в Москву на повышение. Белобородов становится заместителем Дзержинского в ВЧК, ответственнейшие посты занимает Голощекин. «Кремлевскими боярами» стали екатеринбургские владыки. А вот чекист Михаил Медведев оказался поскромнее. Он звезд с неба не хватал, жизнь закончил скромным полковником – преподавателем в милицейской школе. Оттого и выжил. А «кремлевские бояре» – все погибнут.)

Но тогда, в 20-х годах, все они были живы. И молоды. И любили застолье в хлебосольном доме Медведева. Приходили Голощекин, Никулин и, конечно же, Юровский.

Сын чекиста Медведева: «Отец часто подшучивал над его фанаберией: дескать, он убил Николая. Кстати, мне отец как-то предложил эксперимент. У отца была вся коллекция оружия – „маузер“, „кольт“ и „браунинг“. И вот он предлагал попробовать: кто быстрее выстрелит. Из какого оружия. Мы с отцом этот эксперимент провели. Конечно, первым выстрелил „браунинг“. Первым – как и тогда. Юровский никогда об этом не спорил с отцом. Более того, однажды он сказал отцу: „Эх, не дал ты мне докончить чтение – начал стрельбу! А ведь я, когда второй раз читал ему постановление, хотел добавить, что это – месть за казни революционеров…“

Так они беседовали. И мирно вспоминали за чашкой чая, как им посчастливилось исполнить «Историческую Миссию».

Но если Медведев рассказывал о своем выстреле дома, то вскоре у Юровского появился другой, куда более опасный соперник. Это и был Петр Ермаков. Бывший верх-исетский комиссар с 1918 года повсюду заявляет: царя убил он.

Юровский начинает свою борьбу за «честь расстрела последнего царя». Возможно, это одна из причин, почему он передал свою «Записку» историку Покровскому. Главный советский историк должен был навсегда оставить в официальной советской истории имя Якова Юровского – цареубийцы.

Между тем наступил 1927 год. Десятилетие революции. И Юровский уже жил в предощущении 1928 года – великого юбилея: десятилетия расстрела Царской Семьи.

Именно тогда он сдал оба своих револьвера в Музей Революции – туда, где хранилась История их нового мира.

Но тотчас последовал ответ: в том же, 1927 году Петр Ермаков сдает тоже в местный Музей революции свой «маузер».

Из акта бывшего Свердловского областного Музея революции:

«10 декабря 1927 года приняли у товарища П.З. Ермакова револьвер 161474 системы „маузер“, которым, по свидетельству П.З. Ермакова, был расстрелян царь». (ПАСО, ф. 221, оп. 2, д.842, л. 7.)

И – новый ход Юровского.

Сын чекиста Медведева: «В том же 1927 году Юровский подал в ЦК ВКП(б) идею издать к 10-летию расстрела Романовых сборник документов и воспоминаний участников расстрела. (Он предполагал воспоминания нужных ему участников, то есть Никулина, Стрекотина – тех, кто подтвердил бы его „Историческую Миссию“ – тот выстрел в царя. – Э.Р.) Но через члена коллегии ОГПУ Ф. Голощекина был передан устный приказ Сталина: „Ничего не печатать и вообще помалкивать“.

Уже тогда, в 1927 году, Сталин начинал свою борьбу с человеческой памятью: гибель Царской Семьи воскрешала множество имен, которые должны были быть навсегда забыты: главный обвинитель на предполагавшемся суде над Романовым Троцкий, председатель Уралсовета троцкист Белобородов (пусть тогда и раскаявшийся) и т. д…

Но, как всегда, было две модели: «для них» и «для нас». Для них – то есть «прогрессивной мировой общественности» – все оставалось по-прежнему: расстрел кровавого деспота – святая месть народной революции. Вот почему, когда в Свердловске в 30-х годах появляется журналист Ричард Холиберден, Петр Ермаков охотно ему рассказывает и о расстреле Романовых, и о том, как он собственноручно застрелил царя. Мы помним (и долго будем помнить!), что тогда без разрешения «соответствующих организаций» встреча с иностранным журналистом была невозможна. Бедный Холиберден поражен откровенностью Ермакова, но лукавый чекист объясняет ее раком горла – так сказать, предсмертная исповедь. Ужо смеялся Петр Захарович, который благополучно здравствовал после того целых 20 лет! А «рак горла» он позаимствовал у одного своего друга по Уралсовету… мы еще поговорим об этом друге…

И до последних дней верх-исетский «товарищ Маузер» неутомимо боролся за первенство. На бесчисленных пионерских кострах июльскими ночами в очередную годовщину Ипатьевской ночи он с энтузиазмом повествовал…