Книга Строгановы. История рода - Татьяна Меттерних

Героизм, который проявили русские войска, несмотря на неспособность высшего командования союзников, побудил графа Павла Александровича Строганова посвятить себя целиком военной карьере, которую он ещё мальчиком считал своим призванием.

Он спешно написал несколько строк жене:

«У меня сейчас лишь столько времени, чтобы сообщить Тебе, что всё идёт хорошо. Ты, конечно, понимаешь, что когда я возвращусь, то расскажу Тебе о многом, надеюсь, что это будет уже скоро. Как Тебе известно, при отъезде из Петербурга у меня было подавленное настроение, ибо я не предвидел ничего хорошего.

К сожалению, я не ошибся, мы оказались в неважном положении. Всего хорошего, моя любовь». Через четыре дня Павел Александрович ещё раз написал жене из Галича: «Ищу наше снаряжение, так как мы всё потеряли. Всё, что я имею, на мне».

Однако его возвращение затянулось.

«Русское поражение под Аустерлицем имело большее значение, чем победа Франции над союзниками, – считает историк Соловьёв. – Александр более не доверял своим способностям полководца. После Аустерлица он понял, каким серьёзным противником оказался Наполеон». Кроме того, столкнулись французские и русские интересы, которые в Лондоне представлял граф Павел Александрович Строганов.

Глубоко взволнованная событиями, Софья писала мужу патриотические, овеянные мечтой и полные любви письма. В Петербурге совершенно не поняли сначала масштаба катастрофы под Аустерлицем: государю устроили пышный и восторженный приём, который Софья описала в своём письме от 22 декабря 1805 года следующим образом:

«Видимо, нет необходимости говорить Тебе, что для меня значит то, что Ты не имеешь возможности приехать домой.

Я уже немного успокоилась, так как представила себе, как Ты рад, что находишься в стране, в которой Ты всегда мечтал побывать… Невозможно описать восторг общества, с которым встречали возвращение на Родину нашего дорогого государя. Государь прибыл в ночь с пятницы на субботу, и следующее утро все залы и галереи дворца были полны народа, в то время как толпа на площади всё больше и больше увеличивалась. Когда государь появился, все пытались поцеловать ему руку и даже пальто. Государь был растроган до слёз. На следующий день, в воскресенье, в дворцовых покоях толпилось столько же людей, как в рождественскую ночь… После богослужения государь беседовал с дамами, а затем попросил меня сопровождать государыню. Государь обращался со мной с величайшей любезностью и рассказал о Тебе чудеса храбрости. Он заверил меня, что никогда не забудет Твоей преданности и привязанности, которые Ты проявил к нему в тех обстоятельствах. Его переполняли дружеские чувства к Тебе, чем я была очень довольна… Обнимаю Тебя крепко и очень люблю».

По прибытии в Лондон (февраль 1805 года) граф Павел Александрович Строганов убедился, что его мнение о положении русского посла при дворе Сент-Джеймса – графа Семёна Романовича Воронцова, человека цельной натуры, обладающего большим опытом, полностью подтверждается[38].

Софья пыталась сохранить в своих письмах к мужу шутливый тон, однако сквозь строчки прочитывались её большая привязанность к мужу, её озабоченность и глубокая тоска из-за его отсутствия.

«Впервые после нашей свадьбы встречаю Новый год без Тебя, и поскольку, как Ты знаешь, я не упускаю случая прослезиться, то и на этот раз для меня представился подходящий случай сделать это. Твои письма, которые последовательно приходят, делают меня счастливой и смягчают мою печаль из-за нашей разлуки… Вчера при дворе давался маскарад: как обычно, множество людей и великолепное угощение в заново перестроенных апартаментах. Всё было роскошно. На обед были приглашены иностранные послы. Погода у нас самая мартовская: тает и на санях ездить уже нельзя.

С нетерпением жду известия о Твоём прибытии в Лондон и с ещё большим нетерпением о Твоём отъезде оттуда. Боюсь, что очарование этой страны будет Тебя там удерживать; эта мысль меня очень расстраивает… Вчера в столицу прибыл Багратион и был принят государем со всеми почестями… Реакция общества на несчастливую битву под Аустерлицем такова: битва не проиграна…

Ты пишешь мне короткие письма, откладывая более подробные на будущее. Последнее письмо было также довольно коротким и меня совсем не обрадовало, ведь в нём Ты сообщаешь, что задержишься за границей. Будь уверен, я не буду противиться твоим замыслам, раз они доставляют Тебе столько радости.

Но я бы очень хотела знать о Твоих истинных планах и о том, будет ли продлено Твоё пребывание в Лондоне, так как в этом случае я бы попыталась приехать к Тебе. Поверь, мне так хочется снова Тебя увидеть. Только эта надежда может меня утешить, когда я уеду из-за этого из дома, покину наш домашний очаг… Мне кажется, что я стала хуже относиться к Англии, ибо она явилась причиной нашей разлуки».

Такие опытные дипломаты в ранге послов, многие годы занимавшие эту должность, как граф Семён Воронцов, очевидно, были бы не очень довольны прибытием эмиссаров и доверенных лиц государя, наделённых полномочиями, которые часто превышают полномочия посла. Однако русский посол Воронцов сделал всё от него зависящее, чтобы способствовать миссии графа Павла Александровича Строганова. Граф Воронцов представил Строганова премьер-министру Англии Фоксу и участвовал во всех переговорах между русским посольством и британским правительством.

Граф Семён Воронцов был пожилым человеком, который находился на должности русского посла в Англии с 1783 года. Через некоторое время он ушёл в отставку. Павел Александрович Строганов был тронут тем радушием, с которым его принял граф Воронцов, и счёл полезным для себя советоваться с ним и в дальнейшем, что, в свою очередь, понял и сам Воронцов, который написал об этом своему сыну: «Я настолько ценю и доверяю графу Павлу Александровичу Строганову, что у меня от него нет буквально никаких тайн; нет ни одного личного или особо доверительного письма, которое я бы ему не показал… Его откровенность при беседе с лордом Гранвилем в высшей степени благородна и свидетельствует о его незаурядном уме».

В подробном письме своей супруге от восемнадцатого февраля 1806 года, написанном в доверительном тоне, Павел Александрович Строганов делится с ней своими чувствами и суждениями:

«Я ждал удобного случая, чтобы рассказать Тебе о своих намерениях и замыслах. Князь Адам (Чарторыйский) и Новосильцев объяснят Тебе мои взгляды, которые они полностью разделяют.

В конце Твоего последнего письма ты напоминаешь мне о моём долге России, о преклонении перед её славой. Ты упоминаешь о дружеских чувствах, которые государь, по всей вероятности, ко мне питает. Должен тебе сказать, что я, в свою очередь, преисполнен такой любовью к нему, нашему государю, на которую только способен, тем не менее, я испытываю сожаление, мне жаль его из-за его характера, который ему мешает положиться на своих верных и преданных друзей, своих слуг, и тем самым делает его жертвой шарлатанов и интриганов. Его слабость – причина неустойчивости его системы, и я не уверен, не могу быть уверенным, что это обстоятельство, именно в это время, когда твёрдость и стойкость имеют большое значение, не приведёт нас к самой ужасной катастрофе… Особенно досадно то, что государь может тех, кто ему такие планы предлагает, сделать своими сторонниками, пробудив в них надежду, что он благожелательно отнесётся к претворению этих далеко идущих планов в жизнь… Но как только дело доходит до их практического претворения, государь при первом удобном случае меняет своё отношение к ним. В конце концов ожидания оказываются безрезультатными, и государь возлагает вину за это именно на тех, предложение которых он сначала хотел осуществить… С тех пор, как государь решил всё делать сам, чтобы о нём не думали, что он находится под чьим-то влиянием, стало совершенно невозможно вместе с ним чем-либо заниматься. Когда я мысленно вижу приёмную, заполненную теми людьми, которые обычно там толкутся, и представляю себя среди них, мне становится тошно. Устранение их от дел, которыми они занимаются, задело бы многих за живое, да и, наверное, было бы невозможно отказаться от всех возложенных на них обязанностей. В нашей любимой стране не так просто делать всё так, как ты этого хочешь. Что касается нашего посольства в Лондоне, то, по мнению многих английских лордов, оно одно из лучших посольств в столице Англии, это высказали, например, лорд St. Helens, Lady Warren, Lord Whitworth. Приём, оказанный мне Prince of Wales и Lord Moira, убеждает меня в том, что моё прибытие здесь им приятно и полезно. Желание провести в Англии некоторое время поглощает все мои мысли, но я знаю, что это маловероятно… Если же это произойдёт, то Ты приедешь ко мне. У меня не хватает слов, чтобы выразить свою радость в связи с этим, насколько это обрадовало бы меня… Боюсь, что моё более длительное пребывание в Лондоне огорчило бы отца, но он поймёт мои побуждения».