Книга Сулла - Евгений Смыков

Но истинно царский подарок сделал Сатурнин Марию, когда предложил закон, по которому ветераны Югуртинской войны могли получить по сто югеров земли в Африке. Это было своего рода продолжением дела Гая Гракха, основавшего колонию в Карфагене. Конечно, подобное сравнение могло вызвать упреки со стороны оптиматов, но у такого проекта Сатурнина была и положительная сторона — в стороне оставался болезненный вопрос о разделе ager publicus в самой Италии, который мог вызвать особое раздражение правящего класса.[343]

В целом римская верхушка предпочла не оказывать противодействия реформе.[344] Но все же кое-кто из недовольных решил проявить активность. Один из них, трибун Бебий, попытался помешать принятию lex agraria — совсем как в свое время Октавий, воспротивившийся предложению Тиберия.[345] В 133 году противостояние двух трибунов приобрело драматический характер и кончилось отстранением от должности одного из них. А сейчас все разрешилось куда проще: Бебия прогнали камнями. Комиции утвердили предложение Сатурнина (Светоний. О знаменитых мужах. 73.1).

Аграрный закон пришелся как нельзя кстати. Предстояли тяжелые бои с германцами, и в их преддверии Марию очень важно было показать воинам: если они победят, о них позаботятся, им есть за что сражаться. К слову сказать, поселения марианских ветеранов, основанные в Африке по этому закону, существовали еще при Империи.[346]

Между тем внезапно умер коллега Мария по консулату Аврелий Орест (Плутарх. Марий. 14.11). Обычно в таких случаях выбирали так называемого консула-суффекта, но на сей раз ничего подобного не произошло — прекрасное доказательство непререкаемого авторитета победителя Югурты. Однако год подходил к концу, а вместе с ним и консульские полномочия Мария. Полководец, «оставив во главе войск Мания Аквилия, явился в Рим. Поскольку консульства домогались многие знатные римляне, Луций Сатурнин… выступил с речью и убеждал [народ] избрать консулом Мария. Когда же тот стал притворно отказываться, говоря, что ему не нужна власть, Сатурнин назвал его предателем отечества, бросающим свои обязанности полководца в такое опасное время. Все явно видели, что он лишь неумело подыгрывает Марию, но понимая, что в такой момент нужны решительность и удачливость Мария, в четвертый раз избрали его консулом» (Плутарх. Марий. 14. 11–14; Ливии. Периоха 67).

«Без сомнения, ситуация была деликатной для Мария, который сам председательствовал в комициях и потому лишь с натяжкой мог выдвинуть свою кандидатуру, особенно если учесть, что он добивался третьего консульства подряд, а это было совершенно ненормально и незаконно». Но следует ли отсюда, что описанная Плутархом сцена имела место в действительности?[347] Вполне вероятно, что рассказ греческого автора восходит к мемуарам Суллы или еще кого-то из его врагов, кто вполне мог приписать Марию притворство, тем более неуместное в столь опасной для государства ситуации.[348] Однако вряд ли эпизод является выдумкой от начала до конца. Иногда достаточно лишь немного сместить акценты, и картина приобретает совершенно иной вид. То же, по всей видимости, произошло и здесь.

Прежде всего удивляет глупость Мария и Сатурнина: зачем они устроили этот безвкусный спектакль, если все и так готовы были проголосовать за Мария? Очевидно, ситуация выглядела не столь безоблачно: соскучившиеся по высшей должности нобили, что называется, «дышали в спину» удачливому арпинату, засидевшемуся в консулах. К тому же, если требовалось сохранить за Марием командование в условиях военной угрозы, достаточно было продлить ему полномочия, то есть сделать его проконсулом, как это произошло во время Югуртинской войны.[349] Но речь шла о спасении государства, а не о заморской войне. В таких условиях Марий должен не просто командовать армией, но возглавлять государство, а для этого нужно сохранить за ним консулат — так или примерно так могли рассуждать его сторонники.

Отказывался ли арпинат от участия в выборах? Если исходить из сведений Плутарха — да, но его версия восходит к недругам полководца, и потому полностью доверять ей нельзя. Позволим себе немного пофантазировать. Слыша упреки тех, кто жаждал консулата, в том, что он и так уже слишком долго занимает высшую должность, Марий мог ответить: я готов отказаться от участия в выборах, если того пожелает народ. Сатурнин заметил на это: в условиях, когда враг у ворот, отказ выглядел бы изменой. В позднейшей передаче все эти «мог» и «бы» исчезли, и Марий с Сатурнином предстали в рассказах недругов законченными дураками, которые не смогли никого обмануть. Конечно, в любом случае оба лукавили, но одно дело — соблюдать политес, и совсем другое — выглядеть дешевыми комедиантами. А что до замечания Плутарха, будто «все явно видели» притворство Мария и Сатурнина, то под «всеми» автор обычно подразумевает себя и своих друзей. В данном случае в роли автора выступает тот современник событий, у которого Плутарх (или его источник) позаимствовал этот сюжет.

Коллегой Мария на сей раз стал Квинт Лутаций Катул, о котором Плутарх пишет как о человеке, «почитаемом знатью и в то же время угодном народу» (Марий. 14.14; см. также: Диодор. XXXVIII / XXXIX. 4. 2). Он был потомком консула 242 года Гая Лутация Катула, победителя карфагенян в морском сражении при Эгатских островах, завершившем 2Злетнюю Первую Пуническую войну. Зачастую избрание Квинта Катула считают победой знати, которая, не в силах помешать успеху Мария, хотя бы провела своего человека в консулы,[350] а арпинату пришлось согласиться с таким выбором.[351]

Однако такой взгляд на события — явное заблуждение. Ведь и в 103 году коллегой Мария был аристократ Луций Аврелий Орест, потомок двух консулов.[352] Кроме того, Катул принадлежал хотя и к знатной, но пришедшей в упадок фамилии:[353] после 221 года[354] ее представители не упоминаются среди римских магистратов.[355] Правда, они продолжали пользоваться определенным весом в глазах нобилей, коль скоро женой Квинта Катула стала дочь одного из знатнейших римлян, консула 140 года Квинта Сервилия Цепиона.[356] Но все же на выборах в консулы на 106, 105 и 104 годы Катул потерпел поражение — три неудачи подряд означали погружение в политическое небытие. На 103 год он даже и не выставлял свою кандидатуру.