Книга Глиняный колосс - Станислав Смакотин

Сеппуку… Страшный по сути, но достойный по смыслу для японца ритуал. Пока мы с казаком выясняли отношения, тот сумел незаметно извлечь спрятанный в мундире клинок. Дальнейшее лишь дело техники… Жуткой, мучительной техники смерти. Агония может длиться до нескольких часов!..

Обалдевший, я беспомощно наблюдаю, как тело японца постепенно заваливается на бок. Чем теперь тебе поможешь? В моем времени от такого не спасли бы, чего уж говорить о здешнем… Наконец прихожу в себя, кивая на сбившихся в кучу солдат:

— Обыскать!.. Быстро!..

Сам не знаю, откуда взялась уверенность распоряжаться здесь. Но мне сразу подчиняются — несколько стоящих рядом срываются с места, начиная обшаривать японцев. Подъесаул, презрительно сплюнув сквозь зубы, скрывается за чьими-то спинами.

Знакомый свист ударяет по ушам:

— Расступись! Дорогу генералу!.. А ну, разошлись!..

Несколько всадников уверенно рассекают толпу, проходя сквозь нее, как нож по маслу. Узнаю Мищенко, Логинова… С ними штаб и еще два незнакомых военачальника в золотых погонах.

Торопливо спрыгнув с лошади, не обращая ни на кого внимания, Мищенко наклоняется к умирающему, что-то тихонько тому шепнув.

Офицер поднимает искаженное гримасой смерти лицо, останавливая мутный взгляд на русском генерале. Собравшись с силами, шепчет что-то в ответ. Мищенко удовлетворенно кивает, подымая голову.

— Саблю мне его, быстро! — Не оборачиваясь, протягивает руку назад. Через пару секунд, не дождавшись реакции, громко цедит сквозь зубы: — Саб… лю…

Окружающие начинают волноваться, по людской массе проходит беспокойная волна:

— Сабля хде?..

— Кто видал?..

— Забирал кто?..

Чей-то зычный голос, перебивая всех, грозно кричит:

— Галкин!.. Шушера поганая, где ты?!.. Трофей вернить!.. Убью!..

Через пару мгновений оружие аккуратно вкладывают в руку так и не повернувшегося назад Мищенко. Взяв ее двумя руками, тот бережно прикасается к плечу умирающего.

— …Гозаймасу… — разбираю я в наступившей тишине часть незнакомой фразы. Прижав саблю к груди, офицер сворачивается в клубок, подтянув к животу колени. После чего закрывает лицо рукавом.

Когда, потратив на поиски Жанны около получаса, нахожу наконец занятую штабом хижину на окраине деревни, я, открыв дверь, с удивлением застаю Мищенко в полном одиночестве. Падающий через распахнутую дверь свет выхватывает из темноты стол, на котором все просто и по-русски: мутноватая бутыль со стаканом соседствует со вскрытой консервной банкой… Спешно повернувшегося было к выходу, меня останавливает почти просящее:

— Останьтесь, поручик. — Невесть откуда возникший второй стакан придвигается на противоположную половину стола. Во мраке фанзы, освещенной одним лишь скупым оконцем, лица почти не разглядеть, и я тихонько присаживаюсь на скамью.

Слышен звук наливаемой жидкости. Когда он стихает, я молча опрокидываю стакан. Горячительная влага перехватывает горло, молоточками ударяя в виски.

Молчание затягивается, и я уже набираю в легкие воздуха, чтобы спросить хоть что-то, но меня опережает хриплый голос:

— А вы знаете, господин поручик, что в японском языке существует несколько вариантов слова «спасибо»? — Слышен звук вновь наполняемого стакана.

— Нет, ваше пре… — удивленно отвечаю я.

— Наедине можно «Павел Иванович».

— Нет, Павел Иванович.

— Аригато… Подходит для благодарности другу. — Слышно, как стакан едет по столу, позвякивая о шероховатости. После паузы Мищенко продолжает: — Гочисоу сама — так благодарят за вкусную еду… — Берет свой стакан, опрокидывая одним глотком. Я повторяю движение вслед за ним.

— Можно также сказать доумо аригато… Что значит «большое дружеское спасибо», так обычно говорят хорошим друзьям… — тихо добавляет он.

Я не вижу его глаз, но мне почему-то кажется, что они сейчас задумчиво смотрят в мою сторону.

Наконец генерал вновь нарушает тишину:

— А как вы думаете, господин поручик, как будет звучать на японском вежливая благодарность по отношению к старшему? Знаете?

Я пожимаю плечами:

— Нет, откуда…

Слышен тяжелый вздох.

— Японец поблагодарит старшего по возрасту или статусу словом «гозаймасу». Так вот… — Он вновь замолкает. Наконец, отодвинув бутыль в сторону, произносит: — Умирающий офицер вражеской армии произнес сегодня «доумо аригато гозаймасу»… Что означает высшую степень благодарности на их языке…

Я не знаю, что сказать в ответ. Понимаю лишь, что у этого непростого человека со сложной судьбой тоже в душе далеко не все так просто… Как может показаться с первого взгляда.

— Ничего не хотите мне рассказать, господин… Смирнов? — Голос генерала заставляет меня вздрогнуть. — Я ждал именно вас, отослав штаб. Помнится, вы собирались это сделать в рейде?

Сказанное застает меня врасплох. Я и позабыл уже о данном слове… События последних дней напрочь выбили из памяти многое. Очень многое… В голове всплывает полутемный вагон, мы с генералом, демонстрирующие окружающим стили борьбы и его слова, произнесенные наедине: «Все никак не возьму в толк, господин поручик, откуда вы…»

Рой самых разных мыслей беспорядочно мелькает в голове, провоцируя внутреннюю борьбу.

В общем, я и готов, наверное. Готов к тому, чтобы рассказать все как есть человеку, который точно не станет использовать меня как пешку в своей карьере. Подобно Рожественскому с Линевичем, каждый из которых преследует лишь свои интересы. Рассказать одному из тех, кто действительно этого достоин и заслуживает. Не скрывая на этот раз ни большевиков с революцией, ни расстрела царской семьи. Ни того, что происходило после и до… Только вот доказательств на сей раз у меня никаких… Паспорт с телефоном надежно томятся в сейфе на «Суворове», а Линевич в случае чего явно будет все отрицать… Думаю так, во всяком случае. Все же я решаюсь:

— Долго будет длиться бивак, ваше пр… Павел Иванович?

— Выступаем в пять пополудни.

Сейчас около двенадцати, значит, упомянуть самое важное вполне успею. Если, конечно, не выкинет вон после первых же слов…

— Рассказ, возможно, будет долгим и очень трудным именно для… Для вас, Павел Иванович. Вы точно готовы слушать?

Из темноты напротив не раздается ни шороха. Слышно лишь, как за окном кто-то громко орет:

— …Цыпа-цыпа-цыпа… Иди сюда, окаянная!..

Истерическое кудахтанье возвещает о том, что жертва явно не хочет в общий суп. Впрочем, у той элементарно отсутствует выбор: решение пополняться фуражом в попутных деревнях было принято еще на наших позициях…

После минутной паузы, в течение которой квочку, судя по звукам, все же схомутали, я слышу в ответ: