Книга Левый берег Дона - Александр Масалов

Глава двадцать пятая

Окошко было закрыто. Стасик постучал в него и произнес бодрым голосом:

- Сова, открывай... Медведь пришел!

- А... Явился-таки... - с неудовольствием произнес продавец.

- А как же! - сказал Полонский. - Все журналисты - народ настырный: чуть лучше атомной войны и п...ды с зубами.

Он обошел комок. Дверь уже была открыта.

- Привет, - сказал Стасик, входя.

Они поздоровались за руку, и Коля тут же запер дверь.

- Располагайся, - сказал он. - Будь как дома. Что у вас новенького?

Вообще-то подобную реплику Полонский считал своей коронкой. То, что его подначивают, настроило на желчный тон.

- Что новенького? - переспросил он. - До утра водили голенького... Кстати, можешь поздравить. Я встретился с Михеем.

- Когда?!

- Вчера. Получится офигительная статья.

- Когда в киоск бежать? - спросил Николай.

- В следующий понедельник.

- Почему - в понедельник? Ваша газета выходит по вторникам, четвергам и субботам!

- Наша газета обосралась. Справедливости ради отмечу - другие тоже. Читай в "Криминальной России".

- Что это такое?

- Это такой столичный цветной иллюстрированный журнал. Гонорарчик ожидается раза в два больше моей месячной зарплаты.

- Хорошо, однако, журналисты живут!

- Так если б это было каждый месяц!..

В окошко постучали. Николай взял протянутые ему деньги, вручил бутылку вина "Улыбка" и сдачу.

- Как торговля?

- Да так... Бывает и лучше.

- Что чаще всего спрашивают?

- Сигареты, пиво, вино.

- Неужели русский народ настолько деградировал, что отрекся от водки?

- Водку не продаём. Комок не имеет лицензии на спиртные напитки с крепостью от двадцати восьми градусов и выше.

- Но под прилавком у тебя ящик-другой стоит?

- Стасик, ты, часом, с торгинспекцией не сотрудничаешь?

- Я сотрудничаю только с российскими СМИ. Да ты не бзди. В репортаже я изменю всё - имя продавца, местонахождение комка... Сам не узнаешь.

- Ну, если ты всё изменишь, то на фига тебе со мной ночь куковать? Сел бы вечером за стол и высосал из пальца.

- Мне важно другое - проникнуться атмосферой... Хочешь верь - хочешь не верь, но я не могу писать о том, что я не видел.

- Да? А когда в криминальной новеллке у тебя человека режут на куски - это тоже личные впечатления?

- Нет, конечно. Но я как-то принимал участие в осмотре одной квартиры. Там хозяин был по всем комнатам разбросан. Я посмотрел, вдохновился, фантазия заиграла... Неужели ты всерьез полагаешь, будто Федор Михайлович перед тем, как приступить к "Преступлению и наказанию", сперва пару-тройку старушек зарубил?

В окошко снова постучали, и Николай сунул в окошко две пачки "Бонда". Не взяв денег.

- Благотворительностью занялся? - хмыкнул Стасик.

- Нет, это менты были... Они всё берут бесплатно.

- Ясно... Неужели так всю ночь будет?

- Часам к одиннадцати поток иссякнет. А после двух часов совсем прекратится. Можно будет вздремнуть.

- Так тебе хозяин за это деньги платит? За сон на рабочем месте?

- За состояние постоянной готовности обслужить клиента наилучшим способом. Да здесь и не выспишься. Мучение одно, а не сон.

- Девочек снимем?

- И не мечтай об этом!

- Думаешь, места не хватит? Ты одну раком здесь поставишь, а я другую вон там, у кассового аппарата...

- По инструкции запрещено пускать в комок посторонних. Девочки могут оказаться наводчицами.

- Троянским конём, - подсказал Стасик.

- Ну, вроде того. Или они в самый неподходящий момент бригаду впустят, или сами по голове дадут, заберут бабки и смоются. А за бабки кто отвечает? Я. Мне и отдавать... Да, Стасик! В десять часов гонец за кассой приедет. Сиди тихонько и не вмешиваться. Мне не нужны неприятности.

- Мне тоже.

Очередной покупатель захотел сигарет, шампанского и коробку конфет.

- Свой комок открыть не пробовал? - спросил Полонский.

- Ну откуда у бедного инженера столько денег?

- А сколько надо?

- Тысяч сто. Не считая времени, труда и постоянной головной боли. Тому дай, откатные заплати, бегай, согласовывай... Будь у меня такие бабки, я б лучше пару лет дома сидел и книжки читал.

- Ты Влада Водолацкого знал? - спросил Полонский, немного помолчав.

- Водолацкого? Конечно... А почему - знал?

- Когда его из университета выгнали, он три года без постоянной работы сидел. Подрабатывал то там, то сям чернорабочим. Но никто этого не знал. Он вообще редко общался с людьми, избегал знакомых... Сидел дома, книжки читал. Жрал каши без масла.

В конце концов ему всё осточертело. Пошел к местной братве и сказал, что хочет бизнесом заняться, а денег и знакомств нет. Так, может, они одолжат? Он создаст юрлицо, половину пая оставит себе, другую - им. Они его охраняют и участвуют в прибылях... Такое вот разделение труда. В качестве залога - комната в коммуналке и он сам.

Ну, сторговались они. Получив деньги, Влад сделал два дела: написал завещание (комнату отписал дяде из Подмосковья, он полковник внутренних войск в отставке, мужик решительный и со связями, фиг ты с него чего получишь...) и оформил тур во Францию.

Две недели шатался по Парижу. Ни в чем себе не отказывал. Осмотрел бальзаковские места. Он очень любил творчество Бальзака и вообще - французскую литературу девятнадцатого века...

Пытался уговорить какую-то бабку лет шестидесяти пяти оформить фиктивный брак, но она в последний момент заартачилась. Типа: ты мне во внуки годишься.

Потом подал просьбу о предоставлении гражданства в несколько посольств. Разумеется, ему отказали. А за пару часов до отлета в Россию пришел на пляж и устроил последний заплыв. На берегу после него осталась только одежда, паспорт и недопитая бутылка какого-то вина. В бумажнике - два франка. Оттянулся, в общем, напоследок...

- Так, может, сейчас где-нибудь в Париже бродит бомж, плохо говорящий по-французски?

- Увы. Через две недели выловили труп.

- Я его сто лет не видел... Когда это было?

- Перед августовским дефолтом. А я узнал совсем недавно. Может, очерк напишу. Памяти Влада Водолацкого и других жертв экономических реформ в странах бывшего СССР.

- Напиши, конечно. Хороший парень... был.