Книга В сибирских лагерях. Воспоминания немецкого пленного. 1945-1946 - Хорст Герлах
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Котласе, столице Коми ССР, наш поезд подвергся строжайшей проверке. Целая армия офицеров с автоматами проверяла нас несколько раз, пересчитывая. Они даже заглядывали под поезд, пытаясь узнать, не прячутся ли там другие пассажиры. Мы знали, что на этой станции всегда проверяют поезда, следующие в обоих направлениях.
Как-то днем мы с Хорстом Шремером сидели возле открытой двери. Тук-тук-тук – каждый стук колеса приближал нас к родному дому. Тук-тук-тук – каждый звук музыкой отдавал в наших ушах.
– Что ты будешь делать, Хорст, когда приедешь домой? – спросил я в разговоре.
– Я бы хотел заняться торговлей, но, наверное, будет выгодней работать на ферме, – ответил он.
– Ты прав, по крайней мере, там ты всегда будешь сыт.
– А у тебя какие планы? – спросил он.
– Знаешь, когда я был маленьким, я мечтал стать генералом, – сказал я. – Но теперь, узнав, что такое война, я передумал. Пожалуй, я тоже попытаюсь заняться фермерством.
– А что конкретно ты будешь делать?
– Ну, я еще не думал обо всем. Мы так голодали здесь, что теперь для меня главное, чтобы никогда в жизни мне не пришлось снова пережить такое.
– А одежда?
– Не думаю, что это настолько важно, – сказал я. – Самое главное, зарабатывать столько, чтобы всегда было чем набить пузо.
– А еще пить столько, сколько захочу, – добавил он. – Но куда ты пойдешь? Разве у вас не хорошая ферма?
– Не напоминай мне, – сказал я. – Когда я думаю об этом, на глаза наворачиваются слезы.
– Ты думаешь, твои родители еще живы? – спросил он.
– Я рассказывал тебе, что моего отца забрали, и возможно, его уже нет в живых. А о матери я ничего не знаю.
– А ты привык к лагерной жизни?
– Нет, – ответил я. – Я так долго жил в чужой стране, а никакой привычки нет. Я хочу жить среди людей, говорящих на моем языке, думающих, как я. А еще я видеть не могу коммунистов.
– Ну ты же знаешь, что русские оккупировали Восточную Германию?
– Да, – ответил я, – знаю. Но может, можно потребовать, чтобы нас отправили в Западную Германию.
– Потребовать, – усмехнулся он. – Ты прекрасно знаешь, что с русских ничего нельзя потребовать.
Солнце ушло в горы. С востока подул холодный ветер. Мы поднялись и закрыли дверь, чтобы сохранить тепло в вагоне.
Наш поезд направлялся в Великий Устюг, а оттуда шел на Москву. Когда запасы еды стали сокращаться, я продал свое одеяло за шестьдесят рублей, чтобы купить хлеба. В тот момент хлеб стоил пятнадцать рублей. Хотя было очень холодно, я пытался согреться, укутавшись в шинель.
Часто русские устраивали небольшие рынки прямо на железнодорожных станциях. Одним из наиболее распространенных блюд, которые они продавали проезжавшим заключенным, были блины. Так как деньги наши заканчивались и, как всегда, мы голодали, мы выискивали самые большие блины. Русские видели, что пользуется у нас особым спросом, и поэтому изощрялись, как могли. Часто они использовали различные уловки, примешивая к тесту еще что-нибудь. Когда мы обнаруживали их недобросовестность, обычно было уже поздно; торговцы продавали блины и уходили.
Незадолго до прибытия в Москву нас пересадили в другой поезд. Мы въезжали в столицу Союза Советских Социалистических Республик на современном поезде. Каждый из нас припал к дверям, чтобы взглянуть на город. Мы уже проезжали его, но тогда была ночь и поезд наш был закрытым. В этот раз мы могли видеть немного больше, и потому было намного интересней.
На окраине города стояли очень красивые деревянные домики, и располагались они в лесной зоне. Сам город в основном был застроен одноэтажными кирпичными зданиями. Широкие улицы, аллеи и множество площадей впечатлили меня больше всего.
Когда мы проезжали магазины и многолюдные места, то видели много гражданских и военных. В общей массе люди были одеты лучше, чем те, которых я видел в других городах России, но шляпы, галстуки и другие западные аксессуары встречались очень редко. Женщины носили шали и платки и вообще одевались скромно. Мужчина – если это был не военный – на голове носил меховую шапку.
Машины на дорогах неслись с огромной скоростью, но общественный транспорт был так переполнен, что люди висели на подножках, не в состоянии войти внутрь. Также было интересно наблюдать, как чистят улицы; эту работу выполняли женщины.
В России по закону запрещалось загорать в голом виде, без купального костюма. Большинство русских женщин не стригли волосы и не пользовались косметикой.
В целом русские, которых мы видели в Москве, выглядели вполне здоровыми и благополучными. Также нам удалось увидеть старинный собор. Он стоял, как напоминание о тех днях, что когда-то русские, ныне безбожные коммунисты, ходили молиться в него.
До Москвы мы ехали две недели. Еда становилась все хуже и хуже, возможно, потому, что начальник поезда вместе с поваром продавали продукты, а деньги клали себе в карман. Наши надежды, что цены на хлеб и другие продукты питания снизятся при подъезде к югу, не оправдались. Наоборот, цены только росли.
Поезд продолжал свое движение, проезжая леса, болота, маленькие города, траншеи и старые бункеры, сожженные танки, говорившие о битвах, проходивших здесь. Маленькие могилы были повсюду. И это были лишь немногие следы от миллионов погибших в той войне. Около шести с половиной миллионов немцев погибло, и большая часть из них осталась здесь, в России. А еще миллион двести тысяч немцев считались пропавшими без вести. Россия потеряла в войне двадцать миллионов солдат и мирных жителей.
Нашим следующим пунктом временного назначения стал город Брест, располагавшийся на границе России. Мы приехали на огромную железнодорожную станцию. Так как российские железнодорожные пути отличались от европейских, всем пассажирам, следовавшим за границу, приходилось пересаживаться на этой станции. Наш поезд остановился, и мы пересели в другой состав, стоявший на нормальных путях.
Незадолго до прибытия на эту станцию мы потеряли одного товарища, Хорста Фишера. Он был еще совсем молод, но уже много курил. Когда поезд сделал остановку, мы решили набрать воды, но нигде поблизости ее не было. Тогда, зная привычку Хорста, ребята стали предлагать ему сигареты за то, чтобы он сбегал и принес ведро воды. После недолгих уговоров он схватил ведро и побежал.
Прошло немного времени, раздался свисток, и поезд тронулся. Хорст не вернулся. Мы не знали, что случилось с ним; то ли его забрали на улице и отправили обратно в лагерь, откуда мы ехали, а может, посадили на следующий поезд. Нам так и не удалось узнать этого. Возможно, одна несчастная сигарета изменила всю его судьбу.
Мы подъехали к границе с Польшей. Начальник поезда, нарушая порядок, сокращал наши порции хлеба все больше день ото дня. Таким образом он изобрел метод, благодаря которому зарабатывал на нас деньги. При пересечении польской границы он объявил, что поляки не пропустят нас, пока каждый не заплатит по рублю.
