Книга Выжить любой ценой - Сергей Майдуков

— Женя, — негромко окликнул Данко. — Выходи. Я знаю, что ты здесь.

Он не ошибся. Роднин тут же появился в дверном проеме. Внутри барака было темно, но не настолько, чтобы не заметить пистолет в руке товарища. Бывшего товарища.

— Вот, значит, какие ты переговоры вел, — устало произнес Данко. — Пользовался тем, что я языка не знаю, да?

Роднин пожал плечами. Потом кивнул. На его лице не было ни стыда, ни растерянности.

— Никакого Кунга Тулана нет в помине? — спросил Данко. — Ты его придумал. Как и выкуп, верно? Ты не женщин моих спасал, ты на миллион зарился. Я прав?

— Не во всем, Дан. Имя господина Тулана мне действительно назвал Таксим. Остальное пришлось дофантазировать. Извиняться не буду. Ты ведь все равно не простишь…

— Не прощу.

Проткнутый таец издал последний хрип и затих. Древко багра замерло почти вертикально. Словно окончательно перечеркивая привычный мир. Теперь все стало иначе. Возврата к прошлому не было.

— Кто такой Тулан? — спросил Данко, отведя взгляд от багра и переводя его, словно наводя резкость, на Роднина, остающегося по-прежнему на заднем плане. — Что ему нужно? Зачем он забрал Юлю и Соню?

— Они ему приглянулись, насколько я понял. Он торгует живым товаром. Скорее всего, Юля и Соня уже проданы. Такой бизнес в этих краях.

Роднин вышел из тени, остановившись в четырех метрах от Данко. Пистолет в его руке слегка покачивался, но нацелен был в общем-то правильно.

— Хочешь, чтобы я тебе карту отдал? — Данко прищурился. — И телефон, разумеется. Потом уедешь, а меня здесь бросишь. Пока я в Бангкок доберусь, на моем счету пусто будет. Такой у тебя план?

— Нет, Дан, — мягко возразил Роднин. — Ты бы потом не успокоился, пока меня не разыскал. Зачем мне эта головная боль? Я карту сам возьму. Сейчас убью тебя и возьму. Иначе не получается. Такие дела.

— Друга убьешь? Из-за денег?

— Ну, особой дружбы между нами никогда не было. Общались, пересекались. А тебя перед смертью на сентиментальность потянуло?

— Нет. Никакой сентиментальности.

Данко наступил на труп, одновременно дергая вверх багор. Изменившийся в лице Роднин попытался выстрелить, но забыл снять пистолет с предохранителя. Глядя в черное дуло, направленное на него, Данко продолжал дергать багор, прочно засевший между ребер убитого.

Роднин наконец отыскал большим пальцем предохранитель и поморщился, готовясь нажать на спусковой крючок. Багор приходилось не вытаскивать, а выламывать из грудной клетки. Стремясь выиграть хоть немного времени, Данко издал жуткий вопль гнева и отчаяния.

Дрогнувшая рука помешала Роднину сделать точный выстрел. Пуля пролетела так далеко от Данко, что он даже ее свиста не услышал. Уже молча он занес над головой освобожденный багор. Роднин, выпучив глаза, опять выстрелил. Данко метнул свое копье. После этого осталось только гадать, кто из них попал, а кто промазал.

В том взвинченном состоянии, в котором находился Данко, было не так просто определить, ранен он или нет. Вспышку выстрела он видел отчетливо, а вот звука выстрела не услышал. Странные все-таки особенности восприятия в экстремальных условиях.

Багор ударил Роднину в живот и не упал, а повис, клонясь древком к земле. Третий выстрел был столь же напрасным, как и попытки Роднина избавиться от багра. Издавая невнятные звуки, он выронил пистолет и схватился за деревянную рукоять обеими руками. Из его ноздрей потекли струйки крови, образовавшие нечто вроде тонких усов вокруг искривленного рта.

Приблизившись, Данко нагнулся и тоже взялся за древко со своего конца.

— Ну что, Женя, — сказал он, — теперь ты собой доволен?

Роднин надрывно замычал, что можно было трактовать как угодно. Данко взялся за рукоять крепче, не позволяя бывшему товарищу упасть или хотя бы опуститься на колени.

— Рассказывай, — велел он. — С самого начала.

— Я… Мне… Я не хотел…

Речь Роднина была сбивчивой и не несла в себе никакой полезной информации. Все, что Данко услышал, он уже знал, а причины, подтолкнувшие Женю Роднина к предательству, его не интересовали.

— Все? — спросил он коротко.

— В… все, — подтвердил Роднин, с трудом шевеля фиолетовыми, как черви, губами. — Дан, я… я не хотел… я не думал, что так…

— Хватит. Это лишнее. Пойдем.

— Ку… куда?

— К воде, — пояснил Данко, налегая на багор. — Тебе придется идти спиной вперед, Женя. Давай, давай, переставляй ноги.

Подчиняясь нажиму, Роднин попятился. Глаза его смотрели с печальным пониманием.

— Не надо, — попросил он задушевно.

— А ты хотел бы, чтобы я тебя в живых оставил после этого? — Данко медленно продвигался к водоему, вынуждая Роднина делать то же самое. — Если бы не ты, я бы давно вернул своих девочек. А теперь где они? Где они, я тебя спрашиваю? Где?

Каждый толчок багра заставлял Роднина вскрикивать и крепче хвататься за рукоять. Выругавшись, Данко ускорил шаг. Хотелось поскорее покончить с этим. Менять решение он не собирался. Если даже проявить милосердие и сохранить предателю жизнь, он либо сдохнет от раны и заражения крови, либо проболтается в больнице о том, кто это сделал. У Данко не было ни времени, ни желания объясняться с местной полицией. Ему предстояли совсем другие дела.

— Дан, — позвал его Роднин слабеющим голосом. — Дан, я как мудак поступил…

Он стоял там, куда загнал его Данко: на краю узкого дощатого помоста над водой.

— Как последняя тварь…

— Знаю, — ответил Данко и налег на багор всем весом.

Примерно минуту пришлось стоять на помосте, удерживая Роднина на дне. Наконец рукоять перестало вырываться и дергаться. Данко выждал еще несколько секунд, а потом сполоснул руки и пошел на берег. Он ни разу не оглянулся. Не было такого желания.

* * *

В разгар ночи на Сукхумвит-Роуд царило обычное оживление. Толпы туристов перетекали туда-сюда в разных направлениях, кружили, бурлили, оседали в кафе по краям. Карманные воры, попрошайки и проститутки чувствовали себя в этой атмосфере как рыбы в воде. Хищные рыбы, каждая опасная по-своему.

Заинтересованные головы повернулись в сторону дорогого белоснежного «лексуса», припарковавшегося возле тротуара. Оттуда вышел очень высокий, очень статный мужчина с ухоженной щетиной, показывающей всем желающим, как и где у него будет расти борода, если ему захочется ее отпустить. Приглядевшись к лицу этого человека, многие отметили бы, что ему следовало бы носить усы, чтобы не выставлять напоказ изуродованную шрамом верхнюю губу.

Прическа его тоже казалась не слишком уместной. Он был пострижен слишком коротко, чтобы выглядеть респектабельно, тем более что почти двухметровый рост внушал окружающим невольное уважение.