Книга Черчилль без лжи. За что его ненавидят - Борис Бейли

В ответ на послание Черчилля с упоминанием о сделке союзников с «мошенником Дарланом», представителем правительства Виши в Северной Африке, чью власть они признали, Молотов составил проект ответного послания, где осудил беспринципность союзников: «Что касается Дарлана, то подозрения в его отношении представляются мне вполне законными. Во всяком случае, прочные решения дел в Северной Африке должны опираться не на Дарлана и ему подобных, а на тех, кто может быть честным союзником в непримиримой борьбе с гитлеровской тиранией, с чем, я уверен, вы согласны». Однако Сталин предпочел другой текст, где проводилась близкая ему мысль о том, что цель оправдывает средства: «Что касается Дарлана, то мне кажется, что американцы умело использовали его для облегчения дела оккупации Северной и Западной Африки. Военная дипломатия должна уметь использовать для военных целей не только Дарланов, но и черта с его бабушкой».

В послании Черчилля от 11 марта 1943 года, где британский премьер говорил о необходимости «достаточного ослабления» противника перед возможной высадкой во Франции, Сталин обвел эти слова двойной чертой и ставит на полях жирный знак вопроса.

Тем не менее в послании Черчиллю от 29 марта 1943 года по поводу фильма «Победа в пустыне» о боях британских войск против германо-итальянской армии фельдмаршала Эрвина Роммеля дядюшка Джо рассыпался в похвалах: «Фильм великолепно изображает, как Англия ведет бои, и метко разоблачает тех подлецов – они имеются и в нашей стране, – которые утверждают, что Англия будто бы не воюет, а только наблюдает за войной со стороны». При этих словах, по утверждению Майского, «какая-то судорога прошла по лицу Черчилля»: «В сильном волнении он на мгновение закрыл глаза, а когда открыл их вновь, они были полны слез. Это не была игра. Натура у Черчилля художественно-эмоциональная… было видно, что Черчилль действительно сильно тронут и до глубины души переживает послание товарища Сталина. Затем он повернулся ко мне и сказал: «Вы еще никогда не приносили мне такого замечательного послания. Горячее спасибо Стешину!» Столь же прочувстованно советский вождь писал о фильме о бомбардировках Эссена в послании от 7 апреля 1943 года: «Приветствую развитие дела бомбежки Эссена, Берлина, Киля и других промышленных центров Германии. Каждый удар Вашей авиации по жизненным центрам немцев встречает живейший отклик в сердцах многих миллионов людей в нашей стране».

Но уже после войны и бои в Северной Африке, и бомбардировки англо-американской авиацией Германии, равно как и поставки по ленд-лизу, советская пропаганда по указанию Стешина стала представлять как события сугубо второстепенные и не оказавшие никакого влияния на исход войны.

Когда в июне 1943 года Черчилль и Рузвельт сообщили Стешину, что летом 1943 года вместо высадки в Северной Франции союзные войска высадятся в Итешии, Стешин наиболее подробно и возмущенно ответил в послании британскому премьеру от 24 июня: «Должен Вам заявить, что речь идет здесь не просто о разочаровании советского правительства, а о сохранении его доверия к союзникам, подвергаемого тяжелым испытаниям.

Нельзя забывать того, что речь идет о сохранении миллионов жизней в оккупированных районах Западной Европы и России и о сокращении колоссальных жертв советских армий, по сравнению с которыми жертвы англо-американских войск составляют небольшую величину». Майский сообщил, как отреагировал британский премьер: «В ходе разговора Черчилль несколько раз возвращался к той фразе послания товарища Сталина, в которой говорится о «доверии к союзникам». Эта фраза явно не давала покоя Черчиллю и вызывала в нем большое смущение».

Черчилль усомнился в целесообразности продолжения переписки, которая «только приводит к трениям и взаимному раздражению», предложив вернуться к общению по обычным дипломатическим каналам. Майский дежурно напомнил об огромных жертвах Советского Союза и о важности сохранения доверительных отношений в критический момент войны. Черчилль, по утверждению Ивана Михайловича, «стал постепенно обмякать» и оправдываться: «Хотя послание товарища Сталина является очень искусным полемическим документом, оно не вполне учитывает действительное положение вещей… В тот момент, когда Черчилль давал товарищу Сталину свои обещания, он вполне искренне верил в возможность их осуществления. Не было никакого сознательного втирания очков… Но мы не боги, и мы делаем ошибки. Война полна всяких неожиданностей».

В заключительном докладе Объединенного комитета начальников штабов Великобритании и США на конференции в Квебеке, состоявшейся в августе 1943 года, указывалось, что операция «Оверлорд» по высадке в Северной Франции будет главным англо-американским наступлением на суше и в воздухе против европейских держав «оси», которое намечалось на 1 мая 1944 года.

И Черчилля, и Рузвельта тревожило быстрое продвижение советских армий на запад. На совещании с американскими начальниками штабов 19 ноября 1943 года на борту линкора «Айова» по пути в Каир на англо-американо-китайскую конференцию, которая предшествовала встрече глав правительств СССР, США и Великобритании в Тегеране, президент Рузвельт обратил внимание присутствовавших на то, что советские войска находятся всего лишь в 60 милях от польской границы и в 40 милях от Бессарабии. Если они форсируют реку Буг, что могут сделать в ближайшие две недели, они окажутся на пороге Румынии.

Президент указывал на необходимость употребить все усилия, чтобы вместе с Англией оккупировать большую часть Европы. Англичане должны были занять Францию, Бельгию, Люксембург, а также южную часть Германии – Баден, Баварию и Вюртемберг. Американцы же, по словам Рузвельта, «должны занять Северо-Западную Германию. Мы можем ввести наши корабли в такие порты, как Бремен и Гамбург, а также в порты Норвегии и Дании, и мы должны дойти до Берлина. Тогда пусть Советы занимают территорию к востоку от него. Но Берлин должны взять Соединенные Штаты».

Эта позиция претерпела существенную эволюцию в последние месяцы войны. На Ялтинской конференции было в общих чертах определено, что граница между Польшей и Германией пройдет по Одеру и Нейсе. Но в этом случае советская зона оккупации к востоку от Берлина оказывалась слишком малой по сравнению с оккупационными зонами западных держав. Это была бы узкая полоска земли вдоль Одера всего лишь с одним крупным городом – Дрезденом. Такого унижения от Англии и Америки Сталин бы явно не потерпел, и это грозило, понятное дело, не войной, но отсутствием взаимопонимания и конфронтацией между союзниками в побежденной Германии. А любое существенное увеличение территории советской зоны оккупации требовало включение в нее Берлина с прилегающими землями, на что Рузвельт и Черчилль в конце концов согласились.

В апреле 1945 года американские войска имели реальную возможность взять Берлин, причем без больших потерь. Еще до начала советского наступления на Берлин американская 9-я армия захватила и удержала плацдарм на Эльбе всего в 80 км от Берлина. Командующий 9-й армией генерал Симпсон собирался бросить танки на Берлин, но главнокомандующий союзными силами в Европе Эйзенхауэр запретил ему это делать, явно руководствуясь указанием только что вступившего на президентский пост Трумэна. Для оправдания этого решения была придумана версия, что наступление на Берлин стоило бы американцам 100 тыс. людских потерь. Но это – совершенно фантастическая цифра. Противостоявшая 9-й американской армии 12-я германская армия Вальтера Венка насчитывала в тот момент не более 35 тыс. человек, подкрепленных 40 штурмовыми орудиями. Против них могли перейти в наступление около 200 тыс. американцев, подкрепленных несколькими сотнями танков, к тому же в условиях полного господства англо-американской авиации в воздухе. Выходит, каждый из «чудо-богатырей» Венка, включая обозников, должен был убить или ранить не менее трех неприятельских солдат и офицеров. На практике американцы, легко сломив сопротивление 12-й армии, могли бы выйти к окраинам Берлина тогда, когда советские войска еще не прорвали фронт на Одере. При этом перебросить что-то против американцев с Зееловских высот или из состава довольно слабого берлинского гарнизона немцы бы просто не смогли из-за отсутствия горючего и господства союзников в воздухе. Однако Трумэн понимал, что Сталин очень разозлится, если союзники у него перед носом захватят главный приз войны – Берлин. А Трумэн был заинтересован в налаживании сотрудничества со Стешиным в послевоенном обустройстве Европы, да и советское участие в войне с Японией до появления американской атомной бомбы представлялось необходимым, чтобы ускорить ее окончание. Поэтому Эйзенхауэр, Рузвельт и Трумэн отвергли все предложения Черчилля попытаться овладеть Берлином.