Книга Парижская вендетта - Стив Берри

Незнакомцы в пальто устремились следом.

— Идем, — поторопил Сэма Малоун.

Едва они добежали до бордюра, светофор поменял сигнал, однако Малоун смело бросился через дорогу, а за ним и Сэм. Повезло. Успели. За спиной, урча двигателями, вновь мчались автомобили.

— Вот это вы рискнули, — заметил Сэм.

— Их нельзя упускать.

Вдоль тротуара тянулся забор: внизу каменный, выше кованый. Навстречу друг другу спешили радостные, энергичные люди.

Праздники Сэм Коллинз проводил в одиночестве — последние пять лет он встречал Рождество на флоридских пляжах. Близких родственников у него не было, родителей он не знал: с младенчества до восемнадцатилетия он воспитывался в детском доме под названием «Кук инститьют».

— У меня есть выбор? — спросил Сэм.

— Конечно, — ответил Норструм.

— С каких это пор? Тут ведь, куда ни ткни, везде правила да предписания.

— Правила — для детей. А ты теперь взрослый мужчина и волен жить как душе угодно.

— И все? Мне можно идти?.. Ну, пока! До встречи!

— Сэм, ты ничего нам не должен.

Эти слова его обрадовали, тем более отдавать ему было нечего.

— Выбор очень простой, — сказал Норструм. — Ты можешь остаться здесь и участвовать в жизни нашего дома уже в другой роли. А можешь уйти.

Значит, выбора все равно что нет…

— Тогда уйду.

— Это правильно. — Наставник понимающе кивнул.

— Вы не подумайте, будто я вам не благодарен. — Он замялся. — Мне просто жутко хочется уйти. Надоели…

— Правила.

— Верно. Надоели правила.

Сэм знал, что большую часть учителей и административных работников детского дома составляли бывшие воспитанники. Только правила предписывали им об этом умалчивать.

Напоследок — все равно ведь уходить — он решился задать Норструму вопрос:

— А у вас был выбор?

— Был. Но я принял другое решение.

Сэм чуть не охнул от удивления. Значит, и Норструм сирота?!

— Хочу попросить тебя кое о чем, — сказал вдруг наставник.

Они стояли в парке среди двухсотлетних корпусов. Сэм знал тут каждый уголок, потому что с остальными детьми помогал ухаживать за территорией кампуса и поддерживать порядок в зданиях — так полагалось по уставу. Очередное ненавистное правило…

— Пожалуйста, будь осторожен. Думай, прежде чем что-то сделать. Мир не столь… мягок, как мы.

— Вот как вы это называете? — изумился Сэм. — Мягкостью?

— Мы искренне о тебе заботились. — Норструм на миг умолк. — Я искренне заботился о тебе.

Ни разу за восемнадцать лет жизни здесь Коллинз не замечал за наставником привычки к сентиментальностям.

— Ты очень свободолюбив и независим, Сэм. Ничего плохого в этом нет. Но будь осторожен.

Норструм говорил от души.

— Возможно, правила большого мира покажутся тебе проще. Тут ты намучился.

— Наверное, плохая наследственность, — сказал Сэм как можно беспечнее — и вдруг вспомнил, что нет у него ни родителей, ни наследия. Вся его жизнь — здесь, в этом кампусе. И единственный неравнодушный к нему человек — тоже вот он, рядом. В знак уважения он протянул Норструму руку, тот вежливо ее пожал.

— Я все же надеялся, что ты останешься, — тихо сказал наставник. В его глазах светилась грусть. — Всего тебе хорошего, Сэм. Помогай другим, старайся приносить пользу.

И он старался.

Окончил с отличием колледж. Поступил на работу в Секретную службу. Интересно, жив ли еще Норструм… Четырнадцать лет прошло со дня их последнего разговора. Сэм ни разу не пытался отыскать наставника — боялся его еще больше разочаровать.

В сознании вдруг всплыли его слова: «Я все же надеялся, что ты останешься».

Ну не мог он остаться!

С бульвара Сен-Жермен они с Малоуном свернули в переулок и, поднявшись вверх, очутились на перекрестке. По правую сторону вновь тянулся железный забор. Ориентируясь на шум шагов, они дошли до следующего угла и еще раз повернули. Забор сменила высокая парапетная стена с цветной вывеской: «Национальный музей Средневековья — термы и особняк Клюни».

За стеной виднелся готический особняк, увенчанный темно-серой крышей со множеством слуховых окон. Фоддрелл нырнул во двор, а за ним и его преследователи.

Малоун не отставал ни на шаг.

— А мы куда? — удивился Коллинз.

— Импровизировать.

Малоун сразу догадался, куда они направляются. Когда-то на месте музея стоял римский дворец с термами, руины которых теперь составляли часть экспозиции. В XV веке аббат-бенедиктинец возвел над развалинами особняк. В XIX веке при национализации в здании обнаружили ценные средневековые артефакты — так особняк и термы Клюни стали парижской достопримечательностью, отмеченной во всех путеводителях. Малоун пару раз сюда заглядывал, поэтому хорошо представлял внутреннюю планировку. Два этажа, два смежных выставочных зала — вход-выход через одну дверь. Сурово. Незаметно не проскочишь.

Быстрым шагом они вошли в ворота музея — преследователи Фоддрелла поднимались к дверям особняка. По двору бродили увешанные камерами туристы, человек тридцать.

Немного помедлив, Малоун решительно направился к входу. Сэм поспешил следом.

Их глазам предстал каменный вестибюль, полностью переоборудованный для приема туристов: в углу располагался гардероб, лестница вниз вела к туалетам. «Два пальто» купили у кассира билеты и, поднявшись по ступеням, исчезли в узком дверном проеме, ведущем в выставочные залы. Малоун с Сэмом тоже купили билеты, прошли наверх — и очутились в набитой посетителями сувенирной лавке. Долговязого тут не было. Пасущие его «друзья» свернули в низкий проход слева. Малоун взял со стенда бесплатную брошюру на английском с описанием музея и быстро изучил планировку.

— Хенрик говорил, у вас фотографическая память, — заметил Сэм. — Это правда?

— Эйдетическая, — поправил его Малоун. — Просто хорошо запоминаю детали.

— Вы всегда так педантичны?

Коттон сунул брошюру в карман.

— Почти никогда.

Выставочный зал озаряли яркие лучи солнца, струящиеся сквозь многостворчатое окно. Экспонаты — средневековый фарфор, стекло, алебастровые статуэтки — были дополнительно подсвечены электрическими лампами.