Книга Кризис Империи - Дэвид Аллен Дрейк

— Дымки? Что это?

— Защита глаз, которую мы, церниане, вынуждены применять на Палаццо или на любой другой планете с нормальным для людей уровнем ультрафиолетового излучения. Через два дня Саара навсегда ослепла.

— Это ужасно. Но она ведь могла…

— Что? Покинуть территорию, к которой привязана запретами? Носить дымки тайно — может быть, ночью? Наложить на себя руки? Выбор был довольно ограниченным.

— Я не могу отрицать существования несправедливости. Однако полное гражданство…

— Я не это хочу сказать, советник. Эта латифундия принадлежит Хайкен Мару, как и многие другие на Палаццо. И по всему Скоплению тоже. Вы можете обещать льготы тем, кто работает на ваш департамент. Пожалуйста. Мы с удовольствием их примем. Но это поможет только незначительной доле процента из числа тех, кто работает на полях. На полях Хайкен Мару. Под управлением надсмотрщиков Хайкен Мару, кому нравится делать такое! — Маас указал на слепую женщину.

— Но существует система правосудия. Можно было подать иск и добиваться справедливости.

— Городское правосудие. Очень далеко. Очень дорого. С отборными юристами Хайкен Мару для защиты надсмотрщика. И если бы Саара проиграла процесс, ночью пришли бы бандиты Хайкен Мару… Не слишком хорошее правосудие.

— Что вы хотите от меня? — спросил Тэд.

Маас отвернулся от старухи и посмотрел Бертингасу в лицо.

— Мы готовы поверить. Мы всегда готовы верить. Молодой человек, как вы полный идей, приходит к нам и говорит о свободе и справедливости. И мы верим. Ненависть не угнездилась в наших сердцах. Мы не закоснели, поэтому мы верим. Но не в этот раз, советник.

— Ну, я бы мог…

— Вы ничего не можете. Это ваше правительство, ваше общество, ваша раса смотрят сквозь пальцы на Хайкен Мару. Вы относитесь к ним снисходительно, потому что не вам приходится с ними сражаться.

— Это не так легко, как вы думаете.

— Нелегко, и никогда не было легко.

— Один я ничего не значу. Хайкен Мару несколько раз пыталась убить меня, потому что я не согласился участвовать в заговоре. Возможно, это делает нас — вас и меня — э-э… братьями.

— Скорее попутчиками.

— Ладно, пусть так. Поэтому я понимаю, что вы чувствуете в отношении Хайкен Мару. Я тоже знаю, как силен этот конгломерат. Один человек или двое никогда не смогут…

— Ваш новый губернатор, Дейдра Салли, — Тэд отметил, что цернианин не сказал «наш губернатор», — по слухам, придерживается старой линии Пакта, когда равенство всех рожденных под звездами было чем-то большим, нежели просто словами. Говорят, что она человек чести…

— Думаю, это так.

— Тогда Хайкен Мару не позволит ей жить слишком долго, правда?

— Ну, это…

— Прочность ее положения вызывает сильные сомнения, советник… Как вы можете убедить поддержать вас? Когда вы сами в бегах и спасаете свою жизнь… И когда само ваше правительство — через несколько недель, в крайнем случае — через несколько месяцев — окажется в руках торгового картеля, который уже держит в своих руках нашу жизнь и смерть. Мы должны быть полными идиотами, чтобы сражаться с этой силой, не так ли?

Тэд внезапно почувствовал себя совершенно разбитым. За эти тридцать шесть часов он устал безмерно. Тяжестью налились руки и ноги. Спертый воздух хижины обжигал ему легкие. Смущение и разочарование затуманивали мозг.

— Итак, моя миссия провалилась. Могу я теперь уйти?

— Я этого не говорил, — возразил Маас. — Мы ждем от вас знака. Чего-то большего, чем красивые слова о справедливости и равенстве.

— Какого знака?

Маас улыбнулся, причем уголки его губ опустились. Он широко распахнул глаза — казалось, они светятся.

— Хайкен Мару ведет активные работы на своем острове-крепости Батавии, это в другом полушарии. Вы когда-нибудь там бывали, советник?

— Однажды, восемь или девять лет назад, когда я помогал им разобраться с проблемами функционирования базы данных…

Бертингас припомнил изумрудную воду мелкого моря, низкие острова, мангровые заросли.

Над островом вздымалась конструкция из синтебетона и стали — целые квадратные мили гладких белых стен и выложенных белой плиткой внутренних двориков. Батавия. Поверх стен выступали купола и башни, испарители и грузовые краны, антенны и генераторы нуль-поля. Причалы и доки обрамляли стены на уровне моря. Все ходы закрывались массивными стальными дверями, висевшими на петлях размером с человека. Соленый воздух неустанно вгрызался в синтебетон и разъедал сталь, поэтому служащие Хайкен Мару — среди них и церниане, с которыми обращались как с рабами, — трудились постоянно, латая, зачищая и окрашивая. Как с платным консультантом с Тэдом обращались неплохо — всю ту неделю, что он там провел: прекрасный гостиничный номер, хорошее питание, развлечения. Однако его этот остров и крепость на нем просто угнетали.

— Хайкен Мару превратила Батавию, про которую говорят, что это единственная настоящая военная крепость во всем Скоплении Аврора, в завод по производству оружия, — сказал Маас. Все, кто был в хижине, закивали. — Корпорация приводит туда свои сухогрузы, исследовательские суда и рудовозы со всех планет и оснащает их ракетами, покрывает броней и устанавливает плазменные орудия. Скоро она будет иметь флот, способный противостоять любым кораблям Скопления и многим за его пределами.

— Это ценная информация, — произнес Тэд. — Я должен сообщить об этом моему правительству.

— Как будет реагировать ваше правительство? Что сделает ваша Дейдра Салли с этой информацией?

— Я не знаю. Полагаю, выступит против Хайкен Мару в Совете, потребует от них…

Маас покачал головой:

— Когда достигаешь определенного возраста, то начинаешь понимать, в каких случаях законы действуют, а в каких — нет. Пока я достиг этого возраста, увидел много крови, пролитой самым глупым образом. Поэтому я могу вам сказать, что в этом случае закона будет недостаточно. Если вы и ваше правительство хотите выжить, вам нужно атаковать Батавию, разрушить эту новую силу.

— Не знаю, смогу ли я убедить губернатора посмотреть на дело с этой точки зрения. Даже если атака окажется успешной, Хайкен Мару стала такой мощной, что практически командует всей экономикой Скопления Аврора. Может возникнуть хаос.

— А у вас, чиновников, аллергия к хаосу, так ведь? Кто знает, что может в результате произойти? Многие уютные норки могут быть потревожены, — улыбнулся Маас.

При слове «норки» перед мысленным взором Бертингаса промелькнула картина: стены туннеля, плохо обработанные, и арки склепов. Входы заложены кирпичом. Отблески факелов мерцали на латунной табличке, а надпись на ней походила на список правительства. Та норка, которую Бертингас усердно рыл для себя в Бюро коммуникаций все эти годы — это что, могила?