Книга Кукольных дел мастер - Генри Лайон Олди

Что означает сей инструмент, оставалось загадкой. Знак различия? Атрибут должности? Оружие? Символ исконного гостеприимства вехденов?

– Вы правы, – согласился Тумидус. – Думаю, мой «Вихрь» лучше оставить здесь. До лагеря пешком – десять минут. Вам нравится памятник, госпожа ат-диперан? Мне – да.

Дама в красном молча направилась к лагерю «спортсменов».

Забрав планшет, легат последовал за ней.

II

В лагерь Тарталья вернулся последним.

После неудачных родов (нервно хихикая, он поискал лучшее сравнение и не нашел) организм разладился. Нет, ничего глобального. Голова ясная, да и тело подчинялось в полном объеме. Просто нарушилась координация движений. Он шагал, ступая с преувеличенной аккуратностью: так ходит пьяный, знающий, что хватил лишку. Иногда выяснял, что забирает вбок, хотя был уверен: идет прямо, и только прямо. Останавливался, пережидая накативший приступ эйфории – словно хлебнул «Трансхэппи» с повышенным содержанием антидепрессантов.

Рекламщики «Трансхэппи» гарантировали потребителю до полутора часов эйфорического кайфа, а тут – минута, и сгинуло.

Минута?

Во времени он тоже не был уверен до конца.

Сконцентрировавшись на плече, татуировка ожогами давала знать, когда следует обратить внимание на капризы собственной плоти. Эдакий сигнальный «маячок». Спасибо Папе Лусэро, облагодетельствовал случайного знакомца…

При воспоминании о карлике-антисе Лючано ослеп на долю секунды. И ни капельки не испугался. Лимит страха он исчерпал. Зрение вернулось, и слава богу. Пока живем – живем, а помрем – и не узнаем…

– Пепел вас занеси! Авантюристы!

– Традиции… спорт – посол мира…

– Молчать! Вон отсюда!

– Госпожа ат-диперан…

Зартак-пахлаван и его борцы мялись перед разгневанной комиссаршей, как проказники, обчистившие чужой сад, перед грозной мамашей. Усатый был раздет до пояса и чуть кособочился. Похоже, не выдержал, плюнул на возраст и полез в «очаг»: размять кости. Это добавляло сцене комичности: высоченная ат-диперан, с изумительной осанкой мачты – и мускулистый, извалянный в песке богатырь, тайком охающий при каждой попытке выпрямиться.

Скандал развивался на унилингве. Дама в красном желала дополнительно унизить спортсменов, делая помпилианца свидетелем подробностей. Стоя поодаль, Тумидус зевал с отменным равнодушием.

– Я сказала: молчать! Не сомневайтесь, я подам рапорт куда следует. Вам недолго осталось коптить небо в Комитете федерации…

– Не надо мне угрожать…

– Я не угрожаю. Я обещаю. И всегда исполняю свои обещания…

Комиссарша сорвала с пояса злополучные щипцы. Ожидалось, что она с размаху съездит инструментом по уху проштрафившегося Зартака. Но вместо этого, вполне естественного действия, буйная дама ухватила щипцами невидимый предмет – и начала ворочать добычу в воздухе перед опешившим пахлаваном. Зартак охнул, покачнулся, отступил на шаг назад…

И Лючано вспомнил, где видел похожие щипцы и похожую даму.

Ему исполнилось восемнадцать, когда «Filando» гастролировал на Южном Тимэне. Заказ поступил из вехденской общины, и маэстро Карл доверил исполнение «малышу». Ничего сложного: чуточку поработать с моторикой старухи, корректируя ряд элементарных движений. Вехден-заказчик так и сказал: элементарных.

Юного Лючано отвели в дом куклы, усадили в углу отдельной комнаты, прямо на полу, где поверх ковролина зачем-то насыпали чистый песок, и велели ждать. На лицо кукольнику набросили газовую вуаль: дескать, обычай. Ждал он недолго: через пять минут в комнату привели дряхлую старуху из числа Хозяек Огня.

Девушка – служанка или член семьи – помогла старухе закрыть рот черной повязкой, такой длинной, что ее пришлось наматывать в несколько слоев. Затем подала немощной женщине щипцы и разожгла огонь в большой чаше, стоявшей на алтаре, загрузив туда уйму мелко наколотых щепок розового цвета.

Старуха доковыляла до чаши и стала помешивать огонь щипцами.

Работенка и впрямь оказалась легче легкого. Лючано чуть не заснул, вполглаза следя за тем, чтобы карга могла заниматься любимым делом без помех. Она, скорее всего, и сама бы справилась, но более молодые родственники решили не рисковать, заказав услуги невропаста. Кому-то было очень важно, чтобы старуха перед смертью всласть наработалась щипцами.

Аромат розы плыл по комнате. Вскоре к нему добавилась терпкая горечь пряностей. Нотка свежих опилок от хвойного дерева. Нет, не опилок, а тончайшего среза, на котором застыли капельки смолы. Оттенок туи, словно зеленые веточки растерли между пальцами…

Не спать!

Работать!

Лючано выдержал до конца. Щепки прогорели, пламя угасло. Старуха присела на скамеечку, а девушка-помощница выгребла из чаши угольки с золой, сложила в коробочки и унесла с собой. Когда за кукольником явились, чтобы увести прочь, старуха наматывала черную ленту, ранее скрывавшую ее рот, спиралью на высокий колпак.

Заплатили вехдены щедро.

– Старая Дева, – сказал маэстро Карл в ответ на вопрос «малыша». – Уж не знаю, как их зовут на вехд-ар, а я говорю: Старая Дева. Девочек отбирают с детства, по совокупности признаков. Гормональные препараты, операции, специальная диета… У них не бывает месячных. Почти нет отходов жизнедеятельности. Они не спят с мужчинами, не беременеют и не рожают. Если Старая Дева порежет руку, крови очень мало, и рана быстро рубцуется. Короче, с жидкостями у них своеобразные отношения.

– А щипцы?

– Старым Девам разрешено ухаживать за алтарным огнем без спецодежды. Не считая ротовой повязки – эти ленты они носят с собой на головном уборе. Шипцы – их атрибут. Говорят, будто Старая Дева, помахивая щипцами перед другим вехденом, способна уменьшить или увеличить его потенциал. Смотря каким образом махать… Твоя кукла очень стара и скоро умрет. Семья позволила ей на пороге смерти не опозориться, выполнив заветный обряд с честью.

Когда Лючано вспомнил о розовых щепках в чаше, маэстро рассмеялся:

– Сандал, малыш. Тимэнский сандал. Дорогое удовольствие…

Директор «Filando» задумался и непонятно закончил:

– Сандал – полупаразит. Имея зеленые листья, он отрастил еще и корневые присоски. Под землей сандал тайком впивается в корни, а то и в ветви соседей, кормясь за чужой счет. Драгоценный вид часто скрывает душу убийцы. Случается, из-за тунеядства собственные листья сандала вырождаются, превращаясь в чешую на манер змеиной. Я утомил тебя? Иди гуляй…

Маэстро знал: в юности люди не склонны долго внимать аллегориям.

…вынырнув из воспоминаний, Тарталья с неприятным удивлением отметил: Зартаковы ребята успели сгинуть, дама в красном теперь песочит Фаруда, а он, Лючано, настолько погрузился в прошлое, что фрагмент действительности без остатка прошел мимо него.