Книга Стражи Галактики. Ракета и Грут спасают Вселенную - Дэн Абнетт

За ней, разумеется, по-прежнему стоит Часовой.

Огромная фигура Часового 212 перегораживает дверной проем, как остановившийся в туннеле поезд метро. Часовой разглядывает нас и вопросительно гудит.

Ракета быстренько закрывает дверь и оборачивается к нам с Грутом.

– Аха-ха, ну да, – говорит он, – про этого парнишу я и забыл. Надо бы получше все обмозговать.

Он изучает «конфискованный» у охранника лучевой бластер. Эта мощная винтовка – стандартное оружие армии кри. Она всем известна, надежна и проста в использовании – прямо как ваш, мой милый читатель, земной автомат Калашникова (или как шиарский «Тафштель-190», з’нокский урзента-плазмер, ссстский «Шш-тсс 8-11», каарский бесшумный безотдачный осадный боевой карабин «Дельта-Дельта» типа «Воток» со встроенными рукоятями, термоядерным питанием и эргонской системой наведения, или…).

В общем, ты понимаешь, да? Я нервничаю, а когда я нервничаю, я болтаю без умолку.

Лучевой бластер – мощное оружие, но корпус крийского Часового оно даже не поцарапает.

– Я есть Грут! – предлагает Грут.

– Ты уверен? – встревоженно спрашиваю я.

– Эй, «используй подручные средства» – это же мой девиз! – восклицает Ракета.

Он тянет пугающе человеческую руку к контрольной панели.

– Готовы? На счет три, раз, два…

Енот жмет на кнопку.

Дверь снова открывается.

Часовой никуда не делся, все так же смотрит на нас. Должно быть, все это время он смотрел на дверь в том месте, где мы появились.

В эти секунды, если проводить понятную тебе, мой верный читатель, аналогию, Грут становится похож на Бэйба Рута, Тая Кобба, Эда Делаханти или Тони Гвинна.

Он широко расставляет ноги, крепко опираясь на ту, что отставлена чуть назад, и заносит над головой силовой молот. Он начинает замах, выставляя переднюю ногу, и делает полуоборот, держа локти перпендикулярно телу. Его задняя нога поворачивается.

Идеальный по амплитуде замах.

Боек силового молота бьет точно в центр нагрудной пластины Часового. В момент контакта механизм внутри мерцает зеленым, усиливая и без того мощный удар дополнительным зарядом негативной энергии.

Раздается жуткий треск, будто все молнии во Вселенной решили ударить одновременно. Ударной волной нас с Ракетой сбивает с ног.

Часовой 212 улетает в конец зеркального коридора, царапая до блеска отполированные стены в тщетных попытках за них зацепиться.

– Тачдаун! – кричу я.

Ракета косится на меня.

– Ой, перепутал, – извиняюсь я. – Слишком перенервничал и забыл, из какого спорта что.

– За мной! – командует Ракета.

Он бежит, Грут за ним, я за Грутом.

Мы успеваем добежать до середины коридора, когда Часовой поднимается, шатаясь, будто контуженный. В его нагрудной пластине вмятина от молота.

– Упс! – восклицает Ракета, шмыгая назад между ногами Грута.

Широкими тяжелыми шагами Часовой несется на нас. Теперь он еще больше похож на разогнавшийся поезд метро. Я до сих пор жалею, что записал это зрелище. Время от времени запись произвольно включается по ночам и мешает мне спать.

Грут не отступает и покрепче сжимает рукоять молота. Он замахивается для удара. Часовой на полном ходу выставляет вперед руки. Они светятся энергией, и становится ясно, что он превратит Грута в вязанку хвороста, прежде чем тот успеет нанести удар.

Я выскакиваю вперед и оказываюсь лицом к лицу с Часовым.

– Я есть Грут!

– Не уйду! – отвечаю я. – Я знаю, что делаю!

(надеюсь)

Часовой резко тормозит в нескольких шагах от меня. Он опускает руки, энергетическое поле вокруг них гаснет. Часовой издает полный недоумения рокот.

– Уж извини, Часовой Двести двенадцать, – говорю я. – Обвинитель дала четкий приказ не причинять мне вреда. Меня надлежит захватить и передать обвинителю в целости и сохранности, так что постарайся меня не повредить. Можешь уничтожить моих спутников, но со мной на пути у тебя это вряд ли получится. Или хочешь попробовать?

Часовой задумывается. В его металлической голове что-то потрескивает и пощелкивает. Он поднимает одну лапищу и нацеливает ее на Грута, но я встаю на пути. Часовой опускает руку.

– Видишь, я у тебя на пути, а навредить мне ты не можешь.

Часовой недовольно гудит.

– Да, все эти приказы и команды действительно звучат запутанно, но на деле все просто, – объясняю я. – Просто дай нам пройти.

Часовой не слушается. Вместо этого он поднимает меня и ставит позади себя.

– Черт! – ругаюсь я.

Такого я не ожидал.

Ракета и Грут остаются без (моей) защиты, и ничто не мешает Часовому поднять огромные руки и пальнуть в них мощным, способным разнести даже танк, энергетическим зарядом. Однако (как я узнал позднее) за время моего храброго выступления Грут успел немножко изучить устройство молота обвинителя. Помимо прямого назначения (т. е. нанесения невероятно сильных ударов), у молота оказалось полно других функций, управлять которыми можно было кнопками на рукояти.

К выстрелу Грут уже готов; обеими руками он держит молот вертикально перед собой. Он изменил конфигурацию молота, и тот теперь генерирует защитный энергетический барьер.

Барьер останавливает луч. Происходит вспышка, и энергия рассеивается по узкому зеркальному коридору. Отполированные пластины, покрывающие стены, пол и потолок между Грутом и Часовым, с оглушительными хлопками разлетаются вдребезги, будто стеклянные, открывая всю внутреннюю начинку и вентиляционные каналы нижней палубы.

Обратная взрывная волна от собственного оружия сотрясает Часового, и Грут пользуется этим, переключая молот в режим максимальной энергозагрузки и нанося очередной удар.

На этот раз молот бьет Часового в челюсть, сшибая голову набок. Кинетическая сила удара такова, что робот вновь летит через весь коридор.

К несчастью, теперь на его пути оказываюсь я, и он увлекает меня за собой.

– Я есть Грут! – в ужасе кричит Грут.

Ответить я не могу – слишком занят получением тяжелой контузии с последующей отправкой высокочастотного сигнала тревоги. Настолько высокочастотного, что мне даже стыдно.

Мы с часовым летим через разрушенный зеркальный коридор и попадаем прямиком в темную пасть переднего моторного отсека.

Дорогой читатель, ты помнишь те узкие мостики, о которых я рассказывал? Да-да, те самые, без перил.

Так вот, мы как раз летим по такому, кувыркаясь (при этом Часовой регулярно оказывается на мне). Внизу разверзлась настоящая бездна. В темноте лампочки приборов моторного отсека напоминают огни далекого ночного города.