Книга Викинг туманного берега - Валерий Большаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Жив-здоров, – усмехнулся Костя. – Хьельд-конунг сделал его кормщиком длинного корабля.
Разобравшись, Пешеход сделал небрежный жест в сторону криве: проваливайте, мол. Тормейсо, униженно кланяясь, отступил к вымолу, досадуя, что награда ему не светит, но тут раздался недовольный голос Кости:
– Эй! Ты куда, великий воин, победитель хворых старушек и укротитель котят? Верни мой нож!
Викинги загоготали в голос. Обращение с криве, которых они презирали, как и всяких пособников-холуев, им понравилось, да и поведение Эваранди импонировало этим головорезам.
Мало этому «врагу», что его живым оставили, так он еще что-то требует!
Тормейсо побледнел, сжал кулаки, но под упорным взглядом Эйнара увял и швырнул ножны с кинжалом к ногам Плюща. Пешеход поднял их, уже не обращая внимания на криве, и внимательно разглядел кинжал.
Костя похолодел и едва не замычал от отчаяния. Господи, какой же он дурак! Идиот просто! Опасения его тотчас же подтвердились.
– По-моему, – пробасил Эйнар, – этот кинжал принадлежал Вагбранду Весельчаку. Ты его украл, Эваранди?
Костя вскинул голову:
– Я снял его с убитого мною воина, ярл, – отчеканил он.
Пешеход хмыкнул:
– А какие уши были у этого воина?
Эваранди нахмурился:
– У него не было мочек.
Викинги закивали – да, мол, опознание произошло.
Пешеход покачал кинжал в громадной лапище и пророкотал:
– Повернись спиной, Эваранди.
Костя повернулся, чуя, как в животе бабочки порхают. Щас как всадит клинок…
Лезвие кинжала скользнуло ниже, одним махом перерезая веревки, которыми были стянуты Костины руки.
– Держи, – сказал Эйнар, протягивая Плющу кинжал в ножнах. – Весельчак был нелучшим воином и слишком жадным, чтобы стать настоящим другом. Не думаю, что кто-нибудь вызовет тебя на поединок, чтобы отомстить за смерть Вагбранда. Ступай на во-он тот кнорр, Эваранди. Прошлой ночью у нас пропал один из гребцов. Займешь его место.
– Да, ярл, – сказал Костя и повесил кинжал на пояс.
* * *
Это было сущим мучением – он тягал весло, сидя спиною к Эльвёр. Девушка находилась совсем рядом, в компании товарок по несчастью. Если бы Костя обернулся, то смог бы дотянуться до ее плеча. Нельзя!
Ни в коем случае нельзя дать понять, что они с Эльвёр знают друг друга. Это сразу вызовет подозрения.
Да тут и так все подозрительно! Почему Эйнар не отыгрался на нем? Ладно, допустим, он великодушен, хотя натравил же этих долбаных криве на экипаж «Рататоска»!
А почему Пешеход оставил его при себе? Ну тут тоже можно найти простое объяснение – ярл лишился многих, так почему бы не восполнить потери? Тут понятие «свой-чужой» имеет немного иное значение, чем в его времени.
Если воин уходит от одного конунга к другому, то это не предатель. Просто человек ищет местечко потеплее.
Вон тот же Хёгни Рыжий Змей. Служил Гунульфу-сэконунгу? Служил. Разбили сэконунга – ушел к тому, кто победил его. Тут еще и мистическая составляющая. Считается, что хорошему конунгу покровительствуют боги. Они шлют ему удачу, и если уж ты попал в его хирд, то милость богов коснется и тебя.
Тогда, в битве при Сокнхейде, всем стало ясно, что боги отвернулись от Гунульфа-С-Красным-Щитом. Служить сэконунгу стало невыгодно, глупо и попросту опасно – боги мстительны. Наказывая Гунульфа, они могут обратить свой гнев и на тех, кто рядом с сэконунгом.
Костя поморщился. Вряд ли Эйнар потому оставил его при себе, что захотел переманить. Мол, если боги на стороне Хродгейра – а иначе как объяснить его победы? – то некая толика благодати досталась и Эваранди.
Да ну, глупости какие! Хотя… Господи, да кто ж их знает, этих средневековых? Каждому времени свои закидоны…
Гардарики, Непр. 20 июня 871 года
Ветерок задувал так себе, слабенький. Парус то полоскал, то обвисал вовсе, и Торир-кормщик приказал спустить его.
– Весла на воду!
Костя сноровисто просунул весло в лючок, ухватился и, попадая в такт общему движению, загреб.
Кнорр, на котором он греб, перевозил не только наложниц, но и другие подарки императору. Груз на нем воистину был драгоценным.
Наверное, именно поэтому кнорр, нареченный, кстати, «Тангрисниром», следовал не в арьергарде, вынужденный догонять более быстроходные скейды, а в середине колонны. Кораблик, в принципе, был ходкий, и скейды равнялись по нему.
Лишь посудина самого Эйнара, названная «Морским ястребом», не имела определенного места в строю – скейд то вырывался вперед, то притормаживал и опять нагонял.
Сейчас «Морской ястреб» следовал вдоль каравана – Пешеход словно проверял, все ли на месте.
А Плющ все греб и думал. Поведение Эйнара-ярла все равно казалось ему подозрительным – просто он не понимал сути происходящего. Возможно, ему что-то известно о нем и Эльвёр? Но откуда? Нет, какие-то вести до него дойти вполне могли, хотя бы от самой девушки.
С чего бы ей скрывать имя своего возлюбленного? Дабы пощадить чувства Косматого? Ну и что из этого?
Допустим, Эйнар знал о нем. И что? Вот словили его криве, подвели под светлы ярловы очи, и подумал Пешеход: а проверю-ка я этого любовничка…
Костя поморщился. Отдает конспирологическими бреднями.
С другой стороны, вполне себе логическая цепочка прорисовывается. Эйнар не то что пытать, а и убить его не приказал. Напротив, он возвращает ему оружие и садит гребцом на «Тангриснир». Подводит к Эльвёр? Хочет убедиться, что новоявленный женишок не сбежит, ухватив невесту в охапку?
Допустим, но снова вертится на языке тупой вопрос: «И что?»
Нет, лучше так: «И чё?»
Зачем Эйнару все эти дурацкие игры? Да кто ему эта Эльвёр? Обидела она Харальда-конунга? Чудненько. Вот пусть конунг с нею и разбирается. Пешеходу главное – к императору попасть, дары поднести, в послы выйти. А там и связями обрастет, богатеть начнет, власти прибавится.
Конечно, дары для посольства важны, тут так принято. Это не просто взятка, это визитка – богатый подарок как бы намекает на сильную власть, способную подати собирать – и выделить из них малую долю на представление императору.
Однако смазливых девок кто хошь привести способен, даже европейцы: инквизиция, что пожжет красавиц, попортив при этом наследственность, появится только в начале XIII века.
Так что как раз наложницы – самый дешевый дар, им и пожертвовать можно.
Тут Костя рассердился на себя: господи, о чем он вообще думает? Мысли должны быть совсем в другую сторону направлены – как ему разрулить создавшуюся ситуацию?
