Книга На Сибирской флотилии - Геннадий Турмов

Через некоторое время, оставив жену и двух сыновей на попечение родственников, Вадим Дмитриевич направился во Владивосток, где надеялся устроиться на работу и перевезти семью, чтобы обжиться на новом месте.

Сойдя с поезда, Мацкевич волей-неволей стал как бы заново знакомиться с городом. Ровно тринадцать лет прошло с того времени, когда он покинул Владивосток на крейсере «Громобой».

Сразу же поразил вокзал. Создавалось впечатление, что он прибыл не во Владивосток, а в Москву на Ярославский вокзал: до того велико было архитектурное сходство этих двух зданий.

«Вот размеры только поменьше», – отметил про себя Дмитрий, подозвал «помогайку»-китайца, передал ему чемодан и решил не брать извозчика, а пройтись немного пешком по едва узнаваемым улицам.

За эти тринадцать лет город здорово изменился. По улицам Алеутской и Светланской от железнодорожного вокзала до Гнилого угла протянулись двухколейные трамвайные рельсы, по которым, постукивая на стыках и весело дзинькая, пробегали деревянные вагончики трамвая. Появилось много каменных двух и трехэтажных зданий. Но самое главное – обилие на Светланской военных, и не только Российской армии.

Ко времени прибытия Мацкевича во Владивосток советовластие в городе было уничтожено, и в городе действовало сразу шесть правительств: чехословацкое командование, Сибирское автономное правительство Дербера, временный правитель генерал Хорват, земское и городское самоуправление, комитет чиновников, не признающих никого, кроме себя, и, наконец, консульский корпус. Об этом он узнал от сына давнего знакомого, Матвеева. Молодой человек со странным именем Зотик многое рассказал ему о сегодняшнем Владивостоке. Но это случится дня через два-три после приезда, когда Мацкевич будет обходить знакомые места и знакомых людей.

А пока он вышел к началу Светланской улицы, знакомясь с типами людей, «рожденных революцией».

Его внимание притягивали прохожие, которые шагали по тротуарам навстречу или по противоположной стороне улицы.

Он узнавал в них безработного и богатея-буржуя, саботажника и трудового интеллигента, спекулянта и студента. Вот промелькнула веселая стайка студенток-курсисток с книжками в руках, а вон китаец – продавец сладких яблочек. Тут же иностранцы: поджарый англичанин, поджарая собака и дама под стать, два солдата из Чехословакии и местная дамочка, плачущая женщина в «интересном положении с дитем, держащимся за ее юбку, и, собравший вещички, солдат оккупационного корпуса. Рядом индифферентный китайский патруль, японский офицер на лошади, пьяные, несмотря на только начавшийся день, американские матросы. Позднее он увидит открытки с шаржами на всех этих «типов» русского художника Афанасьева и чеха Кароли. Он с удовольствием приобретет их для своей коллекции.

Внезапно он увидел как его «помогайка» подбежал к японскому патрулю, поставил на тротуар чемоданы и что-то сказал солдатам, показывая пальцем на Мацкевича.

Патруль дождался, пока тот подойдет, и офицер жестом приказал Мацкевичу следовать вместе с ними. «Помогайка» тащил чемодан, избегая взгляда своего нанимателя.

Перейдя Светланскую, патруль по Китайской поднялся к зданию с грифонами над входом и с вывеской японского консульства.

– В чем дело? Куда вы меня ведете? – пытался выяснить Мацкевич. Но ему никто не отвечал.

Продержав некоторое время на первом этаже, патруль доставил его в одну из комнат второго этажа.

– У-здрастуйте, господин Маскевис, – приветствовал его, выходя из-за стола и изображая приветливую улыбку, японский офицер, в котором Дмитрий Александрович с удивлением узнал давнего знакомого, господина Мори.

– Вы что, следите за мной, господин Мори? – не ответив на приветствие, резко спросил Мацкевич. – Что вам от меня нужно?

Глаза японца сузились:

– Ну-ну, господин Маскевис, вы не на своем корабле, так что не командуйте. Командую здесь я. Разрешите представиться: полковник Судзуки. И хотя ваши документы в порядке, я могу доставить вам много неприятностей. Мы следим за всеми прибывающими в город и задерживаем для выяснения личности.

– И все-таки, что вам нужно? – переспросил Дмитрий Александрович.

– Мы знаем, откуда вы прибыли, господин Маскевис, правда, не знаем зачем? – Японский офицер немного помолчал и произнес с полуулыбкой: – Давайте возьмем, как у вас говорят, быка за рога. В городе вы можете встретить знакомых вам офицеров, а также направляющегося сюда адмирала Колчака. Вы ведь знакомы с ним, – полувопросительно-полуутвердительно произнес он. – Так вот, японское командование хотело бы знать о настроениях ваших сослуживцев, об их планах. Вы бы очень помогли нам. Конечно, в прошлую войну мы были врагами, но сейчас у нас единая цель – навести порядок на этой земле, – закончил Судзуки.

Мацкевич подивился тому, как превосходно, почти без акцента, Судзуки владеет русским языком. Только раскатистое «р», заменяющее в том числе и букву «л», да труднопроизносимое русское «ц», выдавали его.

– Шпиона из меня не получится… И не надейтесь, господин Судзуки, – заявил Дмитрий Александрович.

– Ну, ладно, сегодня я вас отпускаю, но вы подумайте на отдыхе. До новых встреч, господин инженер-механик, – с иронией произнес японец.

Патруль вывел Мацкевича из консульства, на улице его терпеливо поджидал «помогайка». Подхватив свой чемодан и дав доброго пинка под зад своему, так сказать, «провожатому», предварительно бросив ему монету, Дмитрий Александрович быстренько погрузился в подошедшую пролетку, которая доставила его к дому, где он когда-то квартировал.

Хозяйка, Лукерья Кузьминична, изрядно постаревшая, встретила его радушно, как близкого родственника, и предложила ему разместиться в той комнате, в которой он когда-то жил. Полились бесконечные расспросы и разговоры о Валерии, о семье, о Петрограде и вообще о жизни. Хозяйка жаловалась на беспорядки в городе, стрельбу по ночам, на недостаток продовольствия и на ухудшающиеся условия жизни.

Дмитрий Александрович поднялся затемно. Что-то не спалось, и он вышел на крыльцо в майке, брюках и тапочках на босую ногу. Развиднелось, сразу повеяло свежестью. Улетучивался легкий туман, на востоке разгоралась заря и наконец и из-за сопок показался ярко-малиновый диск солнца, но и луна еще не уходила с горизонта, повиснув белесым силуэтом над бухтой. От перильцев крыльца до края крыши сеней заплел паутину крупный, величиной с детский кулачок, паук, поджидая в свои тенета очередную жертву. В переплетении паутинок блеснули алмазным отсветом бусинки росы. На клумбах пламенели астры, полыхали разноцветьем георгины.

«Все-таки хороша приморская осень, – подумалось Мацкевичу. – Такой красоты, наверное, нигде в России не увидишь».

Он перевел взгляд на бухту, на город. Еще не выключили топовые огни работяги-буксиры. На кораблях били склянки, отзванивала время рында. Только не было российских кораблей у 33-го причала.

По всему периметру бухты хозяйственно расположились иностранные корабли.