Книга Период полураспада - Елена Котова

Виктор переехал в общежитие – тот же угол, зато бесплатно, времени на разгрузку вагонов стало меньше, по ночам он теперь чертил и корпел над сопроматом. Нельзя сказать, чтобы голодал, пшена и картошки с постным маслом хватало, а со стипендии они с ребятами варили себе настоящий обед: на первое суп из пельменей, на второе сами пельмени, да еще с горчицей. Мать писала письма: «Витенька, денег у нас с Леной нет, разве Лена когда половик продаст, а трудодни выдают больше зерном. Но деньги нам и ни к чему, разве на мыло и керосин, а так все свое, а ты в городе как же без денег…» Витька отвечал, что денег на еду хватает, а общежитие бесплатное.

Виктор выбирался в деревню на ноябрьские или майские, иногда на Новый год. Летом редко, самое время подзаработать. В деревне вспоминал, насколько голоден, отъедался дня два, а потом ел впрок до самого отъезда. В Москву вез корзину с картошкой, квашеной капустой, яйцами. Мечтал, что пойдет работать через пару лет, тогда и матери купит корову вместо той, что исчезла вслед за отцом.

– Витек, куда собрался? На танцы?

– На танцы, а что? Черчение сделал, конспекты написал, не в общаге же сидеть. А вы чего, скучать весь вечер будете? Пошли со мной!

– Да ладно, куда мы против тебя, – смеялись его товарищи, один из Рязани, другой из Пскова, оба коренастые и низкорослые. – Ты всех девчат от нас отвадишь.

– Первый парень на деревне… Пошли, чего вы! Юр, глянь, я чуб не слишком набриолинил?

– В самый раз. А когда это ты себе штаны такие успел купить, фон-барон?

– Вагоны по ночам поразгружай, такие же купишь.

Из зеркала на Виктора смотрел высокий, широкоплечий блондин. Не есенинского типа, скорее шпиона в штатском, как шутили ребята в общаге. Блекло-голубые глаза, лукаво спрятанный хитрый прищур и еще глубже спрятанная, но тем сильнее убеждающая других, уверенность в себе. Танцевать он толком не умел, но это его не смущало. Все танцы танцевал одинаково и даже названий их не знал, много новых танцев развелось после войны: и фокстрот, и тустеп, и даже странная ча-ча-ча. Не смущался даже вальса, который танцевал, переступая с ноги на ногу и временами подпрыгивая. А чего смущаться-то? Раз девчата танцевать с ним не отказывались, значит, порядок в танковых войсках.

В тот вечер он, как обычно, танцевал со всеми девчатами подряд. Одна из них пришла на танцы со старшей сестрой, Лидой. После танцев поехали к сестрам домой, те жили с родителями в двух смежных комнатах в коммуналке где-то за Павелецким. Родители отдыхали в санатории, и грех было не этим не воспользоваться. По дороге прихватили выпивку, и танцы – под патефон – продолжились в заставленной, проходной родительской комнате. Сестры жили в соседней.

– Вить, ты не похож на деревенского, – Лида присела на валик дивана рядом.

– А то ты деревенских видела. И чем я не похож?

– Не знаю… Не похож.

– Ты где учишься?

– Я работаю. На ЗИЛе, инженером в матснабе.

– Без высшего?

– Ага. Некогда было, война, потом родителям помогать надо было сестру поднимать. Она пусть и учится, а мне и так неплохо.

– Ты не похожа на снабженца. Интересная ты девушка. Тебя в кино не звали?

– В кино… – заливисто рассмеялась Лида. – Для снабженца внешний вид – первое дело, по секрету тебе скажу.

– Понятно, – усмехнулся Виктор. – Такую женщину послать фонды выбивать – кто же откажет.

– Не откажет, думаешь? Никто?

– Потанцуем?

– Пошли…

Месяца три Виктор встречал Лиду у проходной ЗИЛа, провожал домой. Когда разживался деньгами, водил в кафе или в Парк культуры имени Горького. Романтики прогулок по ночной Москве и встречи рассвета на Ленинских горах он не чурался, но и не упускал возможность привести Лиду в общагу, когда соседи по комнате соглашались посидеть в библиотеке до закрытия. Ходил пить чай к родителям сестер, уединяясь после чая с Лидой в запроходной комнате. Лида расспрашивала Виктора про село Малышево, тот рассказывал… Он знал, что у них с Лидой «все серьезно», еще год в институте, а там… женитьба? Нет, сначала с работой надо определиться. Но звать Лиду с собой в деревню, знакомить с матерью, тетей Леной и Нинкой? Не лежала у него к этому душа, не время. Жаркие вечера в запроходной комнате, Лидино тело, тоже жаркое, податливое… Жить, конечно, можно и с родителями, а сестре выбить место в общаге. Ну москвичка, и что? Он уже председатель профкома курса, что он, не решит такой вопрос? А если распределение выбьет приличное, то они с Лидой могут и комнату снять.

В пятьдесят втором Виктор окончил институт. Распределили его в Государственный институт редких металлов и золота, проектировать водоснабжение и канализацию для металлургических заводов. Снял комнату, куда перебралась и Лида. Они не строили планы общей жизни, а просто жили ею. Но что-то мешало Виктору взять Лиду за руку и потащить в ЗАГС. Он засиживался на работе по ночам, радуясь, что разрешили сдельщину, аккордные работы, – из безденежья он все еще не выбрался, – и ругая себя, что так скупо помогает матери. Наслаждался компанией новых друзей, самым модным развлечением для которых был спорт.

После работы играли в волейбол во дворе института, зимой ходили на каток в Парк Горького, по выходным ездили за город кататься на лыжах. Виктор везде был первым, ловчее всех разводил в зимнем лесу костры, чтобы согреть чай и просушить девчонкам варежки. Иногда он брал с собой и Лиду, но и это девчат с работы не смущало, своим вниманием они его не обделяли. Особенно на катке, куда он являлся один, потому что Лида не умела стоять на коньках. Да и на лыжах она ходила без той охотки, что позволяла пройти любимый в компании маршрут – двадцать пять километров от Опалихи до Сходни – с шутками-прибаутками.

Весной лыжи и катки закончились, Виктор стал проводить больше времени с Лидой. Та ревновала его, конечно, к новым друзьям, теперь уже она все чаще приходила к проходной института – сколько же можно играть в этот чертов волейбол, почти ночь на дворе? Но весна есть весна… Пора надежд. Виктор твердо пообещал, что в последний раз едет в деревню к матери один. Он подготовит мать, тетю Лену и Нинку, которая уже успела выскочить замуж, к тому, что скоро пригласит их всех в Москву на свадьбу, может, даже уже следующей весной. Или следующим летом… А осенью, на ноябрьские, они в деревню поедут вместе, это он твердо обещает…

Весна – пора надежд

Катя не могла дождаться, когда же их поезд наконец доедет до Москвы. Она снова увидит зеркальный вестибюль, свою комнату, пузатый буфет. Милка писала, что они с Мишкой вернутся из Тамбова сразу после Нового года, должно быть, они уже дома. Вернулись ли Моравовы?

Весенняя Москва сорок четвертого года, представлявшаяся Кате в Новосибирске той, довоенной, солнечно-праздничной, встретила их апрельской хмарью, разрушенными в бомбежку домами, пустынным Садовым кольцом. Их семью на Ярославском вокзале встречал грузовик, который Соломон организовал на «Мосфильме»: такси в городе не ходили. Зеркальный вестибюль война не тронула, только зеркала потускнели. Даже лифт работал, правда, из него исчезли зеркало и скамья с красным бархатом. Нетронутой оказалась и комната Дарьи Соломоновны, а вот в их с Соломоном угловой комнате поселилась женщина из Воронежа, и это было самое неприятное.