Книга Занимательная история. Выпуск 1 - Андрей Гоголев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полагаю, что уже сегодня это ТЗ реализуемо, пусть и «на коленке», и пусть лишь частично – см. «О предсказательной силе науки История» далее.
Представление предков о том, что период существования человека на Земле является лишь кратким отрезком жизни его души (фраваши / монады и т. п.) было у всех людей, на всех континентах. Существовало это представление всегда, за тысячи и десятки тысяч лет до появления тех людей, чьи сутаны сегодня забирают в себя все краски радуги Солнца, не отражая вовне ничего[23].
Но некоторые умные (т. е. почти все мы) решили, что предки были немного не в себе, и, на самом деле, всё не так, и быть того не может… так как дружные колонны попов и учёных, «лично побывавших» за пределами земной жизни буквально намедни, ответственно доложили, что, мол, ничегошеньки они там не обнаружили. А мы и попам, и учёным верим, ибо нас так приучили – верить и тем и другим! Одновременно (sic!)!
Однако много-много столетий назад Васубандху, ставший вторым Буддой, изложил основы космологии учения первого Будды, принца Гаутамы Сиддхартхи, в которой нашлось место описанию и миров форм и миров не-форм, в которых материя существует значительно более, чем в трёх пространственных и более, чем в одной временнóй координатах! Потом сверкнул провидением и тут же был забыт русский радомысл Даниил Андреев, который представления буддистов о многомерности миров описал до мелочей! Затем, в конце XX века математики – машины по переработке кофе в теоремы – «отлетели» в одиннадцатимерное пространство – время и чему физики уже очень скоро нашли практическое применение…
«Фоме неверующему» в этой теме может быть скучно. Хотя на самом деле поразиться есть чему, и даже очень! Отношение к телам своих умерших собратьев у предков было сильно отличным от нашего; возможно, они понимали, что человек по рождению является владельцем нескольких оболочек-ипостасей, создаваемых из единственной монады: поначалу шельта, потом астрального и эфирного тел и, наконец, тела физического, которое, при некоторых обстоятельствах, может воссоздаваться на Земле несколько раз.
Впрочем, обратимся к источникам.
Ахмед ибн-Фадлан, 921–922 Похороны обычного руса
А это бывает так, что для бедного человека из их числа делают маленький корабль, кладут его (мёртвого) в него и сжигают его (корабль), а для богатого (поступают так): собирают его деньги и делят их на три трети, – (одна) треть (остаётся) для его семьи, (одну) треть (употребляют на то), чтобы для него на неё скроить одежды, и (одну) треть, чтобы приготовить на неё набид, который они будут пить в день, когда его девушка убьёт сама себя и будет сожжена вместе со своим господином; а они, всецело предаваясь набиду, пьют его ночью и днём, (так что) иногда один из них (кто-либо из них) умирает, держа чашу в своей руке.
Похороны зажиточного руса
И (ещё прежде) говорили, что они делают со своими главарями при их смерти (такие) дела, из которых самое меньшее (это) сожжение, так что мне очень хотелось присутствовать при этом, пока (наконец) не дошло до меня (известие) о смерти одного выдающегося мужа из их числа. И вот они положили его в его могиле и покрыли её крышей над ним на десять дней, пока не закончили кройки его одежд и их сшивания.
И если умирает главарь, то говорит его семья его девушкам и его отрокам: «Кто из вас умрёт вместе с ним?» Говорит кто-либо из них: «Я». И если он сказал это, то это уже обязательно, так что ему уже нельзя обратиться вспять. И если бы он захотел этого, то этого не допустили бы. И большинство из тех, кто поступает (так), (это) девушки. И вот, когда умер этот муж, о котором я упомянул раньше, то сказали его девушкам: «Кто умрёт вместе с ним?» И сказала одна из них: «Я». Итак, поручили ее двум девушкам, чтобы они оберегали её и были бы с нею, где бы она ни ходила, до того даже, что они иногда мыли ей ноги своими руками.
И принялись они (родственники) за его дело, – кройку одежды для него, за приготовление того, что ему нужно. А девушка каждый день пила и пела, веселясь, радуясь будущему.
Когда же пришёл день, в который будет сожжён (он) и девушка, я прибыл к реке, на которой (находился) его корабль, – и вот, (вижу, что) он уже вытащен (на берег) и для него поставлены четыре подпорки из дерева (материала) хаданга (белого тополя) и другого (дерева), и поставлено также вокруг него (корабля) нечто вроде больших помостов (амбаров?) из дерева. Потом (корабль) был протащен (дальше), пока не был помещён на эти деревянные сооружения.
И они начали уходить и приходить, и говорили речью, (которой) я не понимаю. А он (мёртвый) был далеко в своей могиле, (так как) они (ещё) не вынимали его. Потом они принесли скамью, и поместили её на корабле и покрыли её стёгаными матрацами, и парчой византийской, и подушками из парчи византийской, и пришла женщина старуха, которую называют ангел смерти, и разостлала на скамье постилки, о которых мы упомянули. И она руководит обшиванием его и приготовлением его, и она убивает девушек. И я увидел, что она ведьма (?) большая (и толстая), мрачная (суровая).
Когда же они прибыли к его могиле, они удалили в сторону землю с дерева (с деревянной покрышки) и удалили в сторону (это) дерево и извлекли его (мертвого) в изаре[24], в котором он умер, и вот, я увидел, что он уже почернел от холода (этой) страны. А они еще прежде поместили с ним в его могиле набид и (некий) плод и тунбур[25].
Итак, они вынули все это, и вот он не завонял и не изменилось у него ничего, кроме его цвета. Итак, они надели на него шаровары и гетры, и сапоги, и куртку, и хафтан парчевый с пуговицами из золота, и надели ему на голову шапку (калансуву) из парчи, соболевую.
И они понесли его, пока не внесли его в ту палатку (кабину), которая (имеется) на корабле, и посадили его на матрац, и подпёрли его подушками и принесли набид, и плод, и благовонное растение и положили его вместе с ним. И принесли хлеба, и мяса, и луку, и бросили его перед ним, и принесли собаку, и разрезали её на две части, и бросили в корабле. Потом принесли все его оружие и положили его рядом с ним (букв. к его боку). Потом взяли двух лошадей и гоняли их обеих, пока они обе не вспотели.
