Книга Тайный искуситель - Тина Сент-Джон

— Крики? — мягко спросил он, зная, что она разговаривает, находясь под влиянием сна. — Кто кричал, Захира?

— Чужаки, — прошептала она, повернув голову к подушке, когда начала проваливаться в сон.

— Кричат… и зовут… ее.

Он нахмурился, не понимая.

— Зовут кого?

— Джиллиан. — Голос Захиры был не больше, чем вздохом, поскольку она уже была во власти сна. — Они зовут Джиллиан.

Себастьян смотрел на нее в тихой задумчивости, наблюдая, как она проваливается в тяжелый, спокойный сон. Сам он был далек от спокойствия. И он знал, что не успокоится, пока не раскроет все тайны Захиры.

Глава четырнадцатая

Захира не просыпалась до первого призыва к молитве, прозвучавшего следующим утром, проспав свое обычное время пробуждения. Заснуть ей удалось с трудом, но как только сон пришел, он был глубок, настолько глубок, что пробуждение казалось ей грубым и неприятным событием. Голова и язык казались распухшими, свет в комнате почти ослеплял, пробиваясь сквозь решетку окна.

Она потерла глаза и взглянула на столик у кровати, нахмурившись при виде фляги из дубленой кожи, оставленной на столе. В надежде, что там вода, она отвинтила крышку и поднесла флягу к губам, лишь миг спустя опомнившись от сильного и странно знакомого запаха. Вино! Кто мог принести этот варварский напиток в ее комнату?

Она положила флягу обратно и откатилась от света, пряча лицо в подушку. Ей снился сон, и сейчас она его вспомнила. Плохой сон. Воспоминания о нем поблекли, но все еще давили изнутри: ужас и печаль, песок и ветер. Незнакомцы.

И Себастьян.

Захира резко села на кровати, сжимая край покрывала у груди. Он был с ней вчера в этой комнате? Она обдумала эту мысль, ощущая странное напряжение в животе при мысли о том, что он лежал рядом с ней на постели. Она задрожала всем телом, словно от ласки призрака, касавшегося ее в местах, которые еще никто никогда не трогал.

И был еще один сон, внезапно осознала она. Жутко порочный сон, который было стыдно даже вспоминать в ярком свете дня. Она чувствовала влажное тепло между ног, живую дрожь проснувшегося тела и не могла избавиться от мысли, что ощущение, настигшее ее перед рассветом, было волшебным, хоть она и не могла до конца его осознать.

— Себастьян? — прошептала она и быстро зажала рот рукой, потому что простого упоминания его имени хватило, чтобы щеки залил жаркий румянец.

Если он и побывал здесь ночью, Аллах ее сохрани, если и имел какое-то отношение к странному чувству, с которым она проснулась, то сейчас в комнате не осталось ни малейших его следов. И не осталось следов ее вчерашней тяги к разрушению. Кто-то чисто подмел пол и вынес осколки зеркала и кувшина, которые она разбила вчера. Она смутно припомнила мягкие ласковые касания. И успокаивающий шепот в тишине. Сильные руки обнимали ее, дарили ощущение безопасности и тепла.

Невозможно, думала она, отметая это предположение, резко встряхнув головой. Невозможно было ощутить безопасность в кошмаре, в котором она застряла. Никто и никогда не приходил к ней, чтобы утешить или смыть ее слезы. Возможно, и это было частью вчерашнего сна.

Возможно, подумала она внезапно, ощутив прилив надежды, весь вчерашний день был просто кошмаром.

Возможно, весь день — и утреннее столкновение с Себастьяном в купальне, и встреча в мечети с Халимом, и жуткое убийство Абдула — все это было лишь иллюзией, плодом ее воображения.

— Пожалуйста, пусть так и будет, — прошептала она, отбрасывая покрывало и опуская ноги на пол.

В коридоре за дверью кто-то передвигался: она слышала шорох быстрых шагов, звяканье посуды на подносе, приглушенные слова на арабском. Захира прикусила губу и открыла дверь, выглядывая и молясь про себя в надежде, что сейчас в коридоре увидит Абдула, что-то несущего с дворцовой кухни или, наоборот, относящего туда. Но вместо него в коридоре оказались двое слуг, каждый из которых явно поразился тому, как сияли ее глаза.

— Благослови Аллах ваше утро, госпожа, — осторожно приветствовал ее один из них. И почтительно склонил голову. Второй, промедлив слишком долго, засмотревшись, тоже уронил подбородок, свидетельствуя о почтительности.

— Прошу прощения, — сказала она. — Я думала увидеть здесь Абдула.

Мужчины обменялись неловкими взглядами. Затем первый прочистил горло и обратился к ней с вымученной вежливостью.

— Я Маймун, госпожа. И если вам что-либо требуется, я к вашим услугам.

Вежливое обращение, к которому прилагались неуютные, почти обвиняющие взгляды обоих слуг, сказали ей все, что нужно было знать. Все происшедшее не было сном, вчерашний день оказался явью. Абдула больше не было, он не вернется, и на замену его доброте придут эти, с высокомерными лицами. Она закрыла дверь, отрезая их осуждающее молчание, и, униженная, слышала, как они уходят.

Когда их шаги затихли, Захира сменила сорочку на свежую тунику и шальвары. Она не могла оставаться в закрытой комнате под грузом давящих мыслей. Поэтому вышла и направилась к террасе на крыше у комнат гарема. Ей нужно было открытое пространство и свежий воздух, место, где можно подумать о том, что случилось вчера… и о том, чего будет требовать ее миссия с текущего мига и далее.

Глубоко задумавшись, Захира пробиралась по длинному лабиринту коридоров покинутого жилища султана. Она не сознавала, что спешит, пока не остановилась, запыхавшись, у балюстрады, выходящей на стены Ашкелона. Она забыла вуаль, но совершенно не жалела об этом. Схватившись за каменные перила крытого балкона, она подставила лицо солнцу и закрыла глаза, глубоко вдыхая чистый, освежающий воздух океанского бриза, налетавшего от далекой гавани. И медленно, напряженно выдыхала, отчего дыхание казалось почти сорванным в тишине спокойного утра.

Внезапно Захира поняла, что она не одна. Она почувствовала это еще до того, как услышала голос Себастьяна с плоской крыши справа от нее.

— Вижу, ты раскрыла один из моих секретов.

Она обернулась к нему, не зная, чему удивилась больше: тому, что он оказался здесь, или предположению, сделанному его глубоким голосом, о том, что он может что-то скрывать от нее.

— Ваш секрет, милорд?

Он сидел у края террасы, опираясь на локти, его колени были согнуты, мускулистые бедра слегка разведены. Шнуровка у ворота туники была распущена, непристойно обнажая темные волосы, покрывавшие его грудь. Даже во время отдыха он излучал чистую мужскую силу, но это она замечала уже далеко не впервые.

В нем была и опасность, истинная опасность, которая никогда еще не казалась такой явной, как сейчас, когда его серо-зеленые глаза смотрели на нее прямо, не отворачиваясь. Изучали ее. Заставляли думать о непристойном шепоте в темноте, о темных, запретных прикосновениях, от которых у нее словно растворялись все кости. Захира чувствовала, как под взглядом Себастьяна в ней нарастает жар. И пыталась не ерзать от смущения.