Книга Корабль мечты - Лука Ди Фульвио

Сгустились сумерки. Шимон встал, размял затекшие ноги и направился вниз, на могилы. По дороге он подобрал короткую, но толстую палку и пару раз шлепнул себя по ладони, чтобы приноровиться к ней.

Незнакомца он застал за ужином. Когда Барух вошел в дом, тип из катакомб даже не успел встать из-за стола. Едва он схватился за рукоять ятагана, как Шимон уже оглушил его дубиной. Удар пришелся на висок, и мужчина без сознания упал на пол.

Сняв с него кушак, Барух привязал запястья пленника к опорной балке, сел за стол и доел суп из тарелки, закусывая курятиной и запивая вином.

Окончив трапезу, Шимон увидел, что его пленник пришел в сознание. Незнакомец молчал.

Шимон принялся за поиски листа бумаги и пера. Все, что ему было нужно, он обнаружил в ящичке покосившегося комода, стоявшего в углу хижины. Там лежала какая-то книга. Книга регистрации смертей – по крайней мере, так Барух подумал. Перо оказалось кривым, а чернила – дешевыми, или кто-то разбавил их водой, чтобы не так много расходовалось.

– КАК ТЕБЯ ЗОВУТ? – написал Шимон.

– Скаваморто.

– ГДЕ МАЛЬЧИШКА, КОТОРЫЙ ЖИЛ В КАТАКОМБАХ?

– Кто?

Барух ударил Скаваморто дубинкой в челюсть. Мужчина сплюнул кровь.

Шимон еще раз указал на лист с последним вопросом.

Скаваморто смотрел ему прямо в глаза, он не выказывал страха.

– Уехал.

– КАК ЕГО ЗОВУТ?

– Меркурио.

– КУДА ОН УЕХАЛ?

– Почему ты думаешь, что мне это известно?

– ЛУЧШЕ БЫ ТЕБЕ ЗНАТЬ ОТВЕТ НА ЭТОТ ВОПРОС. ИНАЧЕ ТЫ ПОЗНАЕШЬ СМЫСЛ СЛОВА «БОЛЬ».

Скаваморто улыбнулся.

Шимон ответил на его улыбку. Ему этот человек нравился: Шимон видел в нем себя.

– ТЫ НЕ БОИШЬСЯ СМЕРТИ? – написал он.

– Смерть – мой лучший друг. Благодаря ей я зарабатываю себе на жизнь.

Барух кивнул. Да, этот человек заслуживал его уважения. Они были так похожи друг на друга.

– КУДА ОН УЕХАЛ? – повторил свой вопрос Шимон.

– Либо в Милан, либо в Венецию. И даже если ты мне глаза выцарапаешь, я не смогу тебе сказать, куда именно. Кстати, по дороге он мог и передумать.

Шимон задумчиво смотрел на него. Этот человек говорил правду. Но, может быть, удастся разузнать кое-что еще. Барух многое понял по выражению лица Скаваморто.

– ТЕБЕ НРАВИТСЯ МЕРКУРИО, НЕ ТАК ЛИ?

Скаваморто не ответил, но что-то в его глазах изменилось. «Да», – понял Шимон.

– ОН ТЕБЯ СЛУШАЕТ.

Это был не вопрос.

Скаваморто молча смотрел на него.

– МИЛАН ИЛИ ВЕНЕЦИЯ, КАК ДУМАЕШЬ?

Впервые за время допроса Скаваморто отвел глаза. «Он солжет мне», – подумал Шимон.

– Венеция.

Барух кивнул, а затем ударил Скаваморто дубинкой по голове.

Пока он был без сознания, Шимон раздел его и переоделся. Хотя Барух и клялся себе, что больше никогда не посмотрит в зеркало, любопытство взяло верх, и он подошел к большому зеркалу, прислоненному к стене. Судя по всему, когда-то это зеркало было встроено в шкаф, а Скаваморто выломал его и притащил к себе домой.

Шимон чувствовал себя уверенно в одежде Скаваморто. Ни один еврей не надел бы столь безвкусные броские тряпки.

Разглядывая себя в зеркале, мужчина заметил, что повязка у него на горле пожелтела. Только сейчас он понял, что горло болит. Надсадно, изнурительно.

Барух снял повязку. Рана воспалилась. Принюхавшись, он почувствовал запах гноя. Шимон протер повязкой рану, снимая желтый слой, но он понимал, что этого не достаточно. Рана вновь загноится. Набрав в легкие побольше воздуха, Шимон заорал во все горло, но с его губ сорвалось лишь шипение. Рана открылась, из нее полился гной. Барух кричал до тех пор, пока кровь из раны не стала алой. Он оглянулся. Шимон знал, что делать. Будет очень больно, но другого выбора у него не было.

Он принялся методично обыскивать ящики, но не нашел ничего, что подошло бы для его целей.

В ярости Шимон пнул стул и вдруг услышал кое-что очень странное. Его рука потянулась к правому сапогу, который он снял со Скаваморто. Ощупав подошву, он попытался определить, откуда этот звук доносился. За отворотом сапога он нащупал тайный кошель. А там… Там лежало три монеты. Три золотых флорина. Три его флорина.

Шимон уставился на золото, чувствуя, как разгораются в нем ярость и ненависть. И в тот же момент он понял, что нашел то, что нужно для исцеления его раны. Ирония судьбы. Барух рассмеялся, и из раны вновь полилась кровь.

Мужчина открыл печку, стоявшую в комнате, и нашел щипцы, которыми Скаваморто пользовался вместо кочерги. Зажав щипцами монету, Шимон поднес ее к пламени и подождал, пока золото накалится. Когда металл уже начал плавиться, Барух опустился на колени и быстрым отчаянным движением прижал монету к ране. Если бы его крик не был немым, вопль услышали бы по всему Риму. Чуть не потеряв сознание от боли, он повалился на пол. Глубоко дыша, Шимон попытался справиться с мучениями, представляя себе, что увидит в зеркале. Со слезами на глазах он рассмеялся и заставил себя встать, чтобы посмотреть на свое горло. Рана уже воспалилась, кожа покраснела. Но ожог скоро сойдет, рана закроется. Шимон осветил горло лампадой, осторожно поднеся ее поближе к лицу, и удовлетворенно усмехнулся. Уже теперь можно было увидеть, какой формы будет шрам. Теперь на горле у Шимона осталось клеймо – зеркальное отражение лилии, вычеканенной на монете. Каждое утро это клеймо будет напоминать Баруху о его предназначении.

Мужчина вновь расхохотался.

– Ты безумен… – Скаваморто вновь пришел себя. Он дрожал от холода.

Шимон повернулся к своему пленнику, на лице у него читалась ярость. Он протянул Скаваморто три золотых монеты.

– Да он же не убил тебя… – прошептал могильщик, только сейчас понимая, с кем имеет дело. – Ты тот самый еврей!

Шимон, устыдившись, отвернулся. На мгновение он снова превратился в запуганного купца, каким всегда был.

«Я больше никогда не буду бояться, – подумал он. – И я больше никогда не буду евреем».

Шимон посмотрел на Скаваморто. Этот человек ему нравился. Но нельзя было оставлять его в живых.

Он пнул печурку, и та перевернулась. Затем Барух вышел из комнаты, сел в телегу и принялся до крови хлестать арабского скакуна.

Кладбище осталось позади.

В какой-то момент Шимон оглянулся. Из домика Скаваморто валил густой дым. Вопли кошмарной молитвой неслись к небесам.

Глава 17

Ночь в доме Анны дель Меркато прошла спокойно. Огонь мерно потрескивал в печи. На рассвете Анна раздула угли и разогрела остатки супа.