Книга Окрестности Петербурга. Из истории ижорской земли - Петр Сорокин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только после основания шведского Выборга и попыток шведов закрепиться на Неве новгородцы осознали, что им сложно будет бороться за сохранение Ижорской и Корельской земель без новых крепостей. Поэтому, вероятно, с самого начала своего существования Орешек становится военно-административным центром Ижорской земли.
Рассказ о Пелгусии, жившем «посреде роду своего погана», фиксирует начальный период затянувшейся на столетия христианизации, когда родоплеменная знать, находившаяся, вероятно, в тесных отношениях с новгородским боярством, уже начинает принимать новую веру. Писцовые книги рубежа XV–XVI вв. сообщают нам о деревнях Пелкуевых, или Пелгуевых, в Ижорской земле. Не исключено, что эти названия могли быть связаны с Пелгусием [Гадзяцкий 1940, с. 130, 109]. Процесс интеграции ижоры в состав Новгородского государства растянулся на длительное время, и события первой половины – середины XIII в. показывают участие ижоры в совместной обороне его северо-западных рубежей. Но уже в 1270 и 1316 гг. ижора вместе с плесковичами (псковичами), ладожанами, рушанами (жители Старой Руссы), корелами и вожанами названа в составе Волости Новгородской [Гадзяцкий 1940, с. 130, 109]. Таким образом, в это время взаимоотношения Новгорода и ижоры уже не определяются только даннической зависимостью, а земли, заселенные этим племенем, официально входят в состав Новгородского государства.
В торговых договорах Новгорода с Готским берегом (Готландом) и Немецкими (Ганзейскими) городами, заключенных в XII–XIV вв., есть сведения о Приневье, которое посещали иноземные купцы по пути в Новгород и обратно. В договоры обычно включался пункт, по которому новгородцы несли ответственность за «чистый» (безопасный) путь купцов от острова Котлин и Березовых островов в Финском заливе, являвшихся крайними точками новгородских владений на воде, до выхода их открытое море [ГВНП 1949, с. 57–62]. При описании дозора Пелгусия, говорится: «Стоящу Ему при край моря, стерегущу обои пути». Возможно, морская стража располагалась на острове Котлин, обеспечивая безопасность прохода купеческих караванов севернее и южнее острова.
Еще одним пунктом контроля при входе в Неву могло быть западное побережье Васильевского острова, откуда просматриваются входы во все протоки невской дельты, учитывая, что в основном использовались два фарватера – по Большой Неве и Большой Невке. Заметим, что в «Повести» речь идет именно о двух путях, что больше похоже на остров Котлин, хотя гораздо проще было держать под контролем русло Невы выше островов дельты, где-нибудь у устья реки Охты, где имелся единственный судоходный фарватер и существовал удобный мыс, защищенный природными рубежами. Во время археологических раскопок 2009 г. на мысу при впадении Охты в Неву было обнаружено средневековое городище, судя по всему, представлявшее собой сторожевой пункт на водном пути. Но на Неве могла существовать и многоэтапная система контроля за судоходством.
Скорее всего, в задачу дозора входили последовательное оповещение ижоры, ладожан и новгородцев о приближении и движении крупных сил противника и отпор небольшим отрядам неприятеля и разбойникам. Однако в отдельных случаях для охраны купцов предпринимались и более существенные меры с участием новгородцев – «оже будет нечист путь в речках, князь велит своим мужем проводити сии гость». Такая необходимость возникала довольно часто, так как помимо опасности, которую несло торговому судоходству постоянное военное противостояние, случались грабежи купцов местным населением. Иногда в Неву с Балтики заходили пираты. Такие случаи были зафиксированы в 1392 и в 1521 гг. [ПСРЛ 2000, т. 3, с. 385].
Рис. 66. Изображение ганзейского когга на печати
Союз германских торговых городов Ганза в XII–XIII вв., имевший свои торговые дворы в Брюгге, Лондоне, Новгороде, становится, наряду с Готландом, главным посредником в торговле стран Балтики и Северного моря. Дважды в год прибывали в Новгород немецкие и готские (с острова Готланд) купцы: весной, оставаясь торговать на все лето; осенью – на зиму. Караваны ганзейских коггов двигались вдоль южного побережья Балтики в Финский залив (рис. 66). Уже в устье Невы, вероятно, во время стоянки на островах под защитой ижорской стражи, они выбирали из своего числа ольдермана двора, который следил за строгим соблюдением установленного для купцов порядка жизни – «скры» и вел сношения с местными властями. Одним из традиционных мест остановки судов, двигавшихся по водному пути, могло быть и устье Ижоры, где для этого имелись ландшафтные и гидрографические условия [Бережков 1879].
Сложный фарватер и пороги на реках, песчаные и каменные мели в море на входе в Неву вынуждали приезжих купцов нанимать лоцманов и пользоваться услугами лодочников, осуществлявших перевозки грузов на речных плоскодонных судах с незначительной осадкой. Факт, что зафрахтованные судовладельцы не несли ответственности за перевозимые товары, в случае их гибели, свидетельствует о труднопроходимое™ невских Ивановских и Волховских порогов. Из договорных грамот Великого Новгорода и Ганзы известно, что в XIII в. на Неве уже существовали две взаимосвязанные организации судовладельцев и лоцманов, работа которых хорошо оплачивалась. Упоминание традиционной платы («то что брали издавна, но не более») свидетельствует о древности этих промыслов, существовавших, по-видимому, еще в эпоху викингов. Ганзейским купцам разрешалось вести прибрежную торговлю на Неве и в Финском заливе с местным корельским и ижорским населением, рубить лес для починки судов и заготовки дров для приготовления пищи. Однако оговаривалась судебная независимость Ижорской земли, поскольку все преступления, совершенные в ней, подлежали суду местного, Ижорского, ольдермана [Гадзяцкий 1940, с. 130–131].
Новгородское мореплавание к этому времени прекращается. Причин тому было несколько: отдаленность основных районов Новгородской земли от морского побережья; второстепенная позиция новгородского купечества по сравнению с боярством в управлении государством; протекционизм западноевропейских государств, препятствовавший активной торговле русских купцов. В результате новгородцы почти прекратили ходить на своих судах за море, все чаще обращаясь к посредничеству ганзейских и прибалтийских купцов, получавших от этого большие прибыли.
С 1330-х гг. начинается передача приграничных городов новгородской земли – Ладоги, Орехова, Корелы, Копорья – «в кормление» литовским князьям и русским князьям-изгоям. И приневские земли с поселениями также, вероятно, находились какое-то время под их управлением. Получая определенную часть дохода с этих территорий, служилые князья должны были организовывать их защиту. Подобная система во многом напоминала ситуацию с Ладожским ярлством, так как для защиты предусматривала привлечение иноземных войск с князьями, получавшими определенную плату с этих земель. Однако летописные свидетельства показывают, что они часто не справлялись с возложенными на них обязательствами по обороне края. Первыми из служилых князей становятся князь Наримонт Гедиминович с сыновьями, которым новгородцы осенью 1333 г. передают Ладогу, Ореховый, Корелу, Корельскую землю и половину Копорья «в отцину». Однако уже в 1338 г. с началом нового русско-шведского конфликта на Карельском перешейке, князья уезжают в Литву и не откликаются на призывы из Новгорода о необходимости защиты переданных им «в кормление» земель [ПСРЛ 2000, т. 3, с. 345, 349].
