Книга За пеленой надежды - Барбара Вуд

Теперь Рут предстояло ломать голову над тем, как уговорить Арни пожениться сейчас и жить врозь до самого окончания лета.

Рут была глубоко привязана к Арни. Его кроткий нрав и нежность стали единственным утешением в ее жизни. Она чувствовала в нем твердую и прочную опору, он уравновешивал ее полную напряжения жизнь, особенно когда приближались экзамены или вот-вот должны были вывесить оценки. Арни всегда успокаивал ее. Однажды дождливой ночью Рут спросила, как он выносит ее сумасшедшие выходки, перемены настроения и то обстоятельство, что учеба для нее порой важнее их отношений. Арни спокойно и логично объяснил, что если что-то надо сделать, это надо сделать: «Никто не может получить образование без крови, пота и жертв. Рут, придет время, когда все это останется позади, и наградой нам станет спокойная жизнь. Я готов внести свою лепту ради такого будущего».

У них была одна на двоих мечта. Рут получит медицинскую степень, три года ординатуры пролетят быстро и у нее будет частная акушерская практика; и наконец, когда материально обеспечат себя, создадут семью. У них будет свой дом, Арни прав: будущее стоит того, чтобы чем-то пожертвовать сейчас.

Но сейчас все переменилось.

Когда в июне Рут приехала домой на лето, она привезла с собой отличный приз — четвертое место на курсе по успеваемости. Из семидесяти девяти студентов она была четвертой. Теперь отцу придется наконец признать, что дочь многого стоит. К ее удивлению, отец неожиданно признал это. «Ты этого добилась, Рути. Я поражен. Я-то думал, что если ты и удержишься на плаву, то с большим трудом. Но четвертое место на курсе… Я впечатлен». Рут чуть не лопнула от гордости. Даже Джошуа не окончил Вест-Пойнт с такими показателями. «Однако…»

Рут снова прокрутила в голове слова отца, пока сидела и смотрела через окно Энсинитас-Холла на серо-белый ствол коры платана, на красно-золотистые листья, которые ветер носил по дорожке, поднимая столбы пыли. Она воскресила в памяти тот разговор и еще раз увидела, как потемнело лицо отца, когда тот серьезно сказал: «Но какой ценой ты добилась этого, Рути? Стоят ли твои жертвы этого? К тому времени, когда ты завершишь обучение и начнешь собственную практику, тебе уже стукнет тридцать. Тогда семью заводить уже поздно. Ты пожертвовала своим женским счастьем, чтобы стать врачом, но тебе не стать полноценной женщиной. Рути, ты выбрала жизнь, которая идет вразрез с предназначением природы».

Рут рано уехала из Сиэтла и вернулась в Южную Калифорнию за две недели до начала учебы. Она остановилась у Арни в Тарзане. Его нежная любовь и неиссякаемая энергия помогли ей пережить свое несчастье и горечь. Но теперь Рут отошла от нанесенных ей летом обид и холодно, трезво обдумывала план, как доказать отцу, что тот ошибся.

Большие двойные двери открылись, и появилась Сондра. Помахав ей рукой, подошла к автомату, чтобы купить плитку шоколада, затем присоединилась к Рут.

— Как дела? — спросила Сондра, оглянувшись на группу беседующих у камина девушек. — Откуда у них время на проведение сборищ? Почему они не в «Джилхоли», где можно выпить пива и погрызть ногти?

— Я все подсчитала, — сказала Рут, показывая Сондре свои выкладки.

Та взглянула на бумагу и согласно кивнула. Она думала, что Рут совершает ошибку, заводя семью именно сейчас. Но подруга твердо решила осуществить свои планы, и Сондра больше не пыталась отговорить ее.

— Я схожу в «Джилхоли» съесть бургер. Пойдешь со мной?

— Не могу. Сегодня вечером надо вызубрить двенадцать диаграмм и успеть поработать в библиотеке.

Большинство студентов были бы довольны четвертым местом на курсе и, пожалуй, даже впали бы в эйфорию. Сондра была рада своему двенадцатому месту, а Мики — пятнадцатому. Но Рут все гнала себя вперед и ради дополнительного балла даже взяла внеаудиторную работу. Сондра не понимала, как Арни все это терпит. Но она восхищалась им за то, что он остается верным Рут, не требует от нее свиданий, а ждет, когда та позвонит и назначит дату встречи. Теперь Сондра не могла понять, как Рут сможет уговорить его так быстро жениться и завести ребенка.

— Пригласи Мики, — посоветовала Рут, глядя на часы. — Думаю, сегодня вечером она свободна.

— Разве ты не знаешь? У Мики сегодня свидание. С Джонатаном Арчером.

Рут отвела взгляд от Сондры и начала собирать вещи. На сей счет у нее было твердое мнение, но она держала его при себе. Джонатан Арчер перевернул больницу буквально вверх дном. Жизненная правда в кино? Взгляд на большой медицинский центр изнутри, на то, что общество никогда не видит? Смелый взгляд на жизнь, на драму сегодняшнего дня? Ха! Все медсестры приходили на работу, словно на вечеринку, в ярких новых формах, в прическах и с накрашенными лицами. Они все время улыбаются, знают свое дело, никогда не ошибаются, всегда спокойны и преданы избранной профессии. А входящие в штат мужчины? Вдруг исчезли выцветшие халаты, перекуры после обеда, сигареты в уголках губ, непристойные разговоры. Чем не землячество только что отмытых от грязи докторов? Вот вам и документальная правда!

Рут не очень понравился молодой кинематографист. Стоило свернуть в больнице Св. Екатерины за угол, как тут же появлялся Джонатан Арчер с чудовищной кинокамерой через плечо; он всем мешал, его ассистент нависал над вами с осветительным штативом. В лицо бил яркий свет галогеновых ламп, вам протягивали микрофон, когда вы звонили по телефону, и ничего не оставалось, как пойти в кафетерий и проверить, не осталась ли там солонина — до того мутило от всего этого.

Впрочем, Рут ничего не сказала ни Мики, ни Сондре, но добивалась того, чтобы Джонатана Арчера держали как можно дальше от родильного отделения.

— На этой неделе он звонил каждый вечер, — сказала Сондра, вместе с Руг направляясь к двойным дверям. — Сегодня первый вечер, когда она свободна. Он поведет ее на свой антивоенный фильм, который называется «Нам!». В этом году он получил приз на Каннском кинофестивале, и Мики утверждает, будто поговаривают о том, что этот фильм собираются выдвинуть на «Оскар».

Хотя Рут и недолюбливала Джонатана Арчера, она желала Мики счастья с ним. Сегодня у них первое свидание, и Рут надеялась, что у них все сложится хорошо.

Когда Сондра и Рут вышли на улицу, дул порывистый октябрьский ветер.

— Рут, сегодня вечером ты останешься одна, — сказала Сондра. — Я иду на лекцию в Эрнандес-Холл. Хочу побольше узнать о тропической медицине.

— Я оставлю свет включенным, — крикнула Рут ей вслед, затем подумала про себя: «Везет же тебе, Сондра!»

Будущее Сондры было спланировано так аккуратно, цели определены так четко, что не могло возникнуть никаких препятствий, никаких обременительных отношений, не надо было считаться ни с кем, кроме себя. За прошедшие три года Сондра почти ни с кем не общалась, не путалась с мужчинами и не отклонялась от давно избранного курса. Прошлым летом преподобный Ингелс, пастор церкви в Финиксе, прихожанами которой были ее приемные родители, спросил, не подумает ли она о том, чтобы посвятить некоторое время христианской миссии в Кении. Сондра согласилась, и в июле ей предстояла общая практика в Аризоне, а затем она полетит в Африку, где ее ждет, как твердо считали подруги, жизнь, полная приключений, открытий, жизнь, в которой она обретет себя.