Книга Сердце из нежного льда - Светлана Лубенец

Петр Николаевич Башлачев снисходительно смотрел на докладывающего на техническом совете Кравченко и с трудом сдерживал торжествующую улыбку. Они с Игорьком спят с одной и той же бабой. Разница только в том, что Игорек об этом не знает, а он, Петр Башлачев, сам все это и организовал. Это-то как раз более всего бодрит и возбуждает. Белозерова все фотографии уже отработала. Осталась пленка, на которую он положил ей две недели. Одна уже прошла. Хотелось бы, конечно, месячишко, но Петр Николаевич чувствовал, что Алка уже на пределе. А кто знает, на что эта сумасшедшая баба способна, когда совсем сойдет с катушек! Лучше ее не злить. Вика тоже что-то чувствует, но доказательств у нее нет. Да, признаться, плевать ему на Вику. Других баб, что ли, нет? Конечно, не хотелось бы расставаться с Мишкой, но в конце концов, кто ему мешает настрогать других… Квартира на нем, дача в Репино – тоже. Да пошла она, эта Вика! После свиданий с Белозеровой он стал чувствовать себя увереннее, как-то даже значительнее, что ли… А может, признаться Алке в любви? Сказать, что фотографиями прижимал ее только потому, что не видел другого способа с ней сблизиться, что давно и безумно любит ее. Рассказать про Щербаня, как он, Петр Башлачев, вырвал у гнусного фотографа ее снимки и так здорово накостылял ему по шее, что тот уже никогда больше к ней не сунется?! И пленка в этом деле – самое прямое тому подтверждение! А иначе откуда бы ей взяться у него? А еще для доказательства его преданности можно купить ей какое-нибудь обалденное колье или там… браслетик… или колечко с бриллиантиком, цветов… Не таких, как в прошлый раз. Не в привокзальном ларьке покупать, а в фирменном магазине. Конфет тоже – фабрики Крупской. Коньяка можно купить подороже. Она вроде не пьет, но иногда-то можно, ради торжественности обстановки! И еще туалетной воды какой-нибудь фирменной, французской! И чтоб не маленький флакончик, а такой, чтоб надолго хватило. Чтобы поливалась духами и его все время вспоминала. Его щедрость и бескорыстие. А что? Чем черт не шутит? Да с такой женой не стыдно показаться и в дипломатических кругах, а не то что на новогоднем вечере коллектива их института! И ребенок может получиться не хуже Мишки. Да хоть бы и девочка – тоже ничего!

Башлачев осторожно повернул голову и отыскал глазами тонкий профиль Белозеровой. До чего же красива, чертовка! Голова в шапке черных блестящих волос, как в шлеме. Ни единой прядки не выбивается, ни одной вольной волосинки! А шея! Какая у нее шея! Наверно, именно такие и называют лебедиными! А как вкусно пахнет ее кожа! Да-а-а… с туалетной водой можно и промахнуться… У нее какие-то свои ароматы… Может, и не французские…

Игорек закончил доклад и пошел на место. Надо же! Не стесняется! Сел прямо к Белозеровой и что-то шепчет ей на ушко! Чуть ли не целует в ту самую лебединую шею. А Алка-то, Алка! Улыбается! Что-то в ответ нашептывает! И никто из сослуживцев на них уже не обращает особого внимания. Привыкли. А как поначалу гудели! Во всех углах обсуждали их роман! Бабы Алке вслед плевались за то, что на мальчишку позарилась. А ей хоть бы что! Как с гуся вода! Нет! С этим пора кончать! Пусть Кравченко отваливает к своей девчонке, которую долго держал на своем столе в рамочке! Не по себе сук рубит, молокосос! Небось про любовь ей серенады поет… А если ему Алкины фотки предъявить? Что он тогда запоет? А еще можно ему сказать, что он, Петр Башлачев, с ней с юности интимные отношения поддерживает. А фотографии – тому доказательство. А что? Все знают, что они с Белозеровой вместе пришли на работу в этот институт. Поверит Кравченко! Куда денется! Да и Алка не такова, чтобы кричать Игорьку: «Не виноватая я! Он сам пришел!» Она ничего отрицать не будет. Гордая!

После техсовета о насущных производственных вопросах Петр Николаевич не мог и думать. Ему все время виделось, как Кравченко наклоняется к Белозеровой и что-то проникновенно шепчет ей в ухо. Башлачев понял, что делить Алку с Кравченко хоть и на последнюю оставшуюся неделю не желает. К тому же возможно, что в свете его мечтаний на техсовете она вовсе и не последняя. Он заглянул в отдел и начальственным кивком пригласил к себе Кравченко. Тот прихватил свои папочки, потому что они вчера еще договорились обсудить кое-какие дела, касающиеся их договора с Новореченском.

Башлачев жестом остановил Игорька, прямо с порога занудевшего о чертежах и актах сдачи.

– Я тебя пригласил для другого дела, – оборвал его начальник. – Для сугубо конфиденциального.

Кравченко изумленно вскинул брови. Башлачев встал из-за стола, прошелся по кабинету, потом опять сел за стол, потер переносицу и наконец решился:

– Все знают, что у тебя шашни с Белозеровой…

– У меня не шашни, – тут же вскинулся Кравченко.

– А что? – Теперь уже Петр Николаевич сделал свои брови домиком.

– Я ее… люблю. И об этом тоже все знают. Я не скрываю.

– А она?

– А что она?

– Она тебя любит?

– Не знаю…

– То-то и оно, что не знаешь… – Башлачев бросил на Игорька очень значительный взгляд, который должен был дать ему понять, что уж он-то, Петр Николаевич, знает абсолютно все. Игорек понял его правильно и спросил:

– Что вы имеете в виду?

– Жалеет она тебя, Игорек, понимаешь? Жа-ле-ет!!! Юный ты и неопытный! Тебя оттолкнешь, а ты – за суицид! А ей в тюрьму?

– Что за бред вы несете? – Кравченко смял в руках чертеж, существующий в единственном экземпляре.

Башлачев жестом санитара психбольницы, всякого повидавшего на своем веку, а потому очень терпеливого, осторожно вытащил из рук Кравченко ценный чертеж.

– Ты что ж думаешь, Игорек, что зрелая женщина может быть удовлетворена твоими ясельными ласками?

– Вы не смеете… – Кравченко поднялся со стула и встал против начальника с побелевшими губами и раздувающимися ноздрями.

– Я-то как раз смею, – Башлачев легонечко толкнул его обратно на стул.

– Если вы мой начальник, то это не значит, что вы имеете право лезть в мою личную жизнь! – резко выдохнул Игорь.

– Все дело в том, Игорь Станиславович, что личная жизнь у нас с вами, как не прискорбно об этом говорить, одна на двоих! И мне, признаться, это здорово надоело!

– То есть? – прохрипел Игорь.

– То есть… – Башлачев набрал в грудь побольше воздуха и выпалил единым духом: – Мы с Аллой Константиновной давние любовники, и ты, Игорек, мне осточертел!

– Нет… – только и смог продышать Кравченко.

– А ты спроси Аллу сам, я не возражаю, – усмехнулся Петр Николаевич. – Она тебе расскажет, что у нас с ней связь длится с юности. Мы, как ты знаешь, вместе пришли сюда на работу. Вот с тех пор все и тянется. Однажды мы здорово поссорились, и я сдуру женился. Алла долго не могла простить… Она же гордая… Но сейчас у нас все хорошо. Я как раз собрался развестись, так тут ты откуда-то выполз! Согласись, я долго терпел. Больше, извини, не могу!

– Бред сивой кобылы! – возмутился Игорь, который несколько оправился уже от первого потрясения и приготовился к бою.