Книга Защитница. Тринадцатое дело - Иосиф Гольман

Впрочем, его и текущее время пока что вполне устраивало. Чего плакать по прошедшему, если и в настоящем есть место прекрасному? Ну а до будущего еще дожить надо…

– А почему лампочки не все светят? – задал следующий вопрос прапорщик Бойко.

– Перегорели, наверное, – подумав, ответил профессор.

Прапорщик, оценив глубину научного анализа, попросил у хозяйки запасных лампочек и стремянку – просто так до люстры было не дотянуться, даже с двух, одну на одну поставленных, табуреток.

Люстра, вобрав в палитру дополнительные огни и краски, засверкала пуще прежнего. Наталья горячо благодарила Петра Ивановича, а тот уже требовал инструмент – одна ручка на двери была оторвана полностью, вторая еще висела, но лишь на одном шурупе.

– Бессмысленно, – прокомментировал профессор. – Крон все равно их оторвет. Через месяц не будет. – Это заявление имело под собой основу. Крон был еще тот хитрован. В частности, он умел открывать все виды замков с ручками: вверх ли их нужно было поворачивать или вниз. Если вниз – то просто наваливался всей тушкой. Вот крепления и не выдерживали.

– Месяц – тоже срок, – ухмыльнулся прапорщик. Ефим пошел показывать ему инструмент.

Под него была выделена отдельная комнатушка, правда, без окон.

Петр Иванович ахнул, обозрев хранящиеся сокровища. Это был арсенал серьезного мастера, причем, не сдерживаемого нехваткой средств. В основном, германские марки. Все – промышленные или полупромышленные модели. Если дрель – то уж точно не на месяц работы, а на пять лет, причем, ежедневной. Если гаечный ключ – то надежный, идеально ложащийся под руку и не искрящий.

Не нужно быть ясновидящим, чтобы понять: износ у подавляющего количества образцов – нулевой.

– Зачем же такое богатство, если оно простаивает? – недипломатично спросил прапорщик.

– Люблю, – вздохнул Береславский. – Когда постоянно пользовался, работал всякой хренью. А теперь все есть, да браться неохота.

– За такие инструменты – и неохота? – не поверил Петр Иванович, опробуя в руке то один, то другой экспонат из коллекции профессора.

– Свой «запорожец» я в свое время на дороге полностью мог перебрать, – попытался объяснить Ефим Аркадьевич. – И мечтал о собственном гараже. Чтоб можно было поковыряться всласть.

– Это точно, – впервые согласился с оратором Бойко.

– А теперь, когда у «Ягуара» спускает колесо – вызываю «аварийку», – горестно закончил профессор.

– Ужас, – честно прокомментировал прапорщик. – Как можно отдавать деньги за то, что в легкую можешь сделать сам?

– Я за это время заработаю другие деньги, – смущенно объяснил Ефим Аркадьевич. – Гораздо большие.

– Тогда другое дело, – согласился Петр Иванович. Но видно было, что – из вежливости.

– А, может, кое-кто просто лентяй? – спросила подошедшая Наталья.

– Кто – лентяй? – не понял профессор.

– Это я так, чисто теоретически, – сказала она, чмокнув севшего в кресло любимого в лысину.

– Музыкой навеяло, – пояснила подошедшая старшая дочка-вокалистка.

Да, в этой семейке не стеснялись подкусывать главу фамилии.

Зато любили.

Наталья показала Петру Ивановичу направления возможных работ. Тот пришел в восторг: руки зудели от желания испробовать чудесные инструменты.

А Ефим Аркадьевич пошел встречать начавших собираться друзей.

Все приехали в течение часа от назначенного времени. Неплохой результат для нынешней ситуации – с пробками и перегрузками.

Большинство гостей уже бывали в этом гостеприимном доме и быстро нашли себе занятие. Кто-то играл с собаками – их вообще-то тут было целых три. Кто-то бросился помогать Наталье. Марина Томская тут же спелась со старшей дочкой профессора, что и ожидалось. Остальные просто одели валенки и наслаждались белым снегом да раритетным в наше время воздухом: участок Береславских примыкал к лесу, и сам был частью соснового бора. Летом гости, не выходя за забор, вполне могли бы набрать себе на жарево грибов, в том числе – благородных. Весной – насобирать ландышей: здесь их можно было понемногу срывать, потому что осенью вызревшие красные ягодки гарантировали восстановление популяции красивого цветка в следующем году.

Ольга Шеметова уединилась с Неонилой, на чьих руках так и остался сидеть уже большой малыш. Мишка явно побаивался и собак, и незнакомых людей. Сидеть на коленях у Нилы (как он ее называл), а еще лучше, держаться рукой за ее шею – было гораздо спокойнее. Адвокатесса внимательно записывала все сказанное Нилой, а потом сама начала ей что-то объяснять.

Еще через полчаса сели за стол.

Основной, круглый – человек на десять – стоял в большом светлом эркере, во всех окошках которого был виден зеленый лес и искрящийся на заходящем солнце снег. К нему приставили три складных столика, так что уместились все легко. Тем более два человека – вокалистка и пианист – не садились, концерт ожидался параллельно припозднившемуся обеду. Третий человек, кстати, тоже не выдержал: какой же музыкант не любит случайные джем‑сессии? Маринка быстро расчехлила запасливо привезенную с собой виолончель.

За столом, тем временем, произошла заминка. Про юбиляра же говорить было не положено! Однако в итоге Ефим Аркадьевич, как это часто с ним случалось, оказался полностью прав. Процедура решительно соскользнула с заезженного алгоритма и пошла по целине, то есть быстро, красиво и вообще без пафосной скуки.

Звучал джаз, не прекращались разговоры.

Темы – любые. От наболевших политических до высоких художественных.

Потом, само собой, свернули на рабочие.

Ефим потребовал рассказать про осложнения при ведении дел в Городке. Это не был праздный интерес, с учетом его безразмерных связей.

Выяснилось, что даже не все конторские представляли себе размах охоты на защитников семьи Клюевых.

Первым практическое предложение внес самый старый адвокат конторы Аркадий Семенович Гескин. Он предложил бесплатное ведение дела музыканта Богданова – небедный старик уже мог себе это позволить. Ну и поискать знакомых среди судей областного суда – очевидно было, что процесс с присяжными пойдет не в районном суде Городка.

Тут же подключилась Маринка Томская, ошарашенная услышанной историей про сломанную руку виолончелиста.

– Я могу дать с ансамблем благотворительный концерт. На операции, – пояснила она.

– А я могу его организовать, – вставил Ефим Аркадьевич. – И попродавать там картин, кстати, – добавил он. – Половину выручки тоже отдадим.

– Мы тоже готовы поучаствовать, – сказала Лола, старшая дочка Береславского. Пианист мотнул головой в знак согласия.

Эта идея была согласована и занесена в электронный планшет профессора.