Книга Созвездие Стрельца - Анна Берсенева

Наличие денег прояснило ее жизнь, позволив понять банальную, но верную формулу: ценно только то, что не имеет цены. В ее работе не имело цены то, что она почувствовала, написав первую статью: возможность силой своего впечатления вызывать то же впечатление у других, незнакомых ей людей, меняя их представление о том, что в жизни важно и что неважно.

Спектакли, которые она ехала смотреть в Нормандию, Тамара считала делом, безусловно, важным, что бы и кто бы на этот счет ни думал. Они определяли собою театральную картину ближайшего будущего, и не так уж часто удавалось увидеть все это будущее разом, чтобы упускать такую возможность.

Главред Солнцев подписал командировку с демонстративно кислым видом, но не подписать все-таки не решился: Ивлева ездила на этот фестиваль уже десять лет, и ему трудно было бы объяснить ей, почему газете стали неинтересны европейские театральные дебюты.

Если бы командировку не подписали, Тамара поехала бы в Нормандию за собственный счет. Но Солнцеву об этом знать было не обязательно.

– В нестыковке ваших, Тамара Васильевна, интересов с интересами большинства населения, конечно, есть своя прелесть, – заметил он, отдавая ей листок с подписанным приказом. – Но газета у нас массовая все же. Так что вы уж там хоть побольше внимания нашим уделите.

– Это же не футбол, – пожала плечами Тамара. – Национальные сборные туда никто не посылает. Государственного финансирования нет. Каждый театр представляет лично себя на спонсорские деньги.

– Не скажите, – возразил главред. – Противостояния культур никто не отменял.

«Кто его учредил в твоей голове, это противостояние? – подумала Тамара. – И как же быстро оно там снова угнездилось!»

Но произносить это вслух она не стала. Границы возможного ей понятны. Солнцев на ее территорию не лезет. Ну и она не собирается учить его жизни. К пятидесяти годам уж что выросло, то выросло.

Тамара прошла через большую редакционную комнату. Ее стол был в дальнем от входа углу, у самого окна. Когда редакцию решено было переоборудовать под опен спейс, когда ломались перегородки между комнатушками отделов, раскрывались и красились в яркие цвета трубы коммуникаций, все старые сотрудники сердились, а ей нравилось это преображение, и даже очень. Особенно разноцветные трубы радовали – она любила такие решения. Когда-то ездила в командировку на Чукотку, там ей рассказывали, как жители Анадыря возмущались из-за того, что их серые пятиэтажки вдруг выкрасили оранжевой, зеленой и бирюзовой краской, хотя даже объяснить не могли, почему им так дороги унылые бетонные стены. Тамаре не хотелось уподобляться тем, возмущавшимся, но и бравировать своей раскованностью она тогда не стала – зачем ставить коллег в неловкое положение? В конце концов все привыкли к новому устройству редакции, и ничего особенного в ее отношении к этому, значит, не было. А пока все шумели, она выбрала для себя вот это уединенное местечко у окна.

С тех пор прошло почти пятнадцать лет. Тамаре не верилось, что все эти страсти по опен спейс вообще кипели. Она стала другая, жизнь стала другая, и не понимает она уже, осталось ли в жизни что-нибудь, способное вызвать страсть.

К своему столу Тамара подошла только затем, чтобы забрать диктофон. Забыла его здесь еще в июне, когда прямо в редакции пришлось расшифровывать срочное интервью, которое взяла на Московском кинофестивале. А потом погрузилась в махринское лето, и диктофон в нем был нужен не больше, чем космический корабль.

Она открыла ящик стола, вынула оттуда диктофон – не забыть поменять батарейки, наверняка сели – и, поколебавшись, убрала в стол фотографию, стоявшую рядом с монитором. Фотография была закреплена на проволочке, торчащей из стеклянной призмы. Внутри призмы посверкивала эмблема ТЭФИ; Тамара не помнила, на какой из церемоний подарили, она ходила на все.

На блекловатой, сделанной еще на «мыльницу» фотографии, Тамара с Олегом и Мариной были сняты втроем. Стоят у входа в зоопарк, Маринке семь лет, она радуется, Олег смотрит обреченно, но безропотно – терпеть не может всех этих слонов и енотов, но ради дочкиной радости готов провести день в их обществе, – а Тамара бемятежна, потому что жизнь идет так, как должна идти.

Давно надо было убрать: бывает она здесь редко, весь состав редакции сменился, и незачем посторонним людям глазеть на этот снимок. Все изменилось, действительно все, даже ТЭФИ.

Погода тоже должна была измениться. Тамара чувствовала это по вялости во всем теле; давление у нее перед дождем всегда падало.

Прежде чем уйти, она спустилась этажом ниже, в буфет. Если кофе сейчас же не выпьет, то уснет в такси.

В буфете в разгар рабочего дня было людно и оживленно. Впрочем, не все здесь дурака валяли – некоторые встречались с авторами, обсуждали будущие тексты, делились информацией, в общем, занимались тем, что имело отношение к работе.

Тамара взяла кофе и подсела за столик к двум девчонкам из своей редакции. Одна, Вера Семенова, работала уже два года, о транспорте писала. Вторая пришла в отдел репортажей месяца два назад, ее имени Тамара не знала.

И как раз эта неизвестная девушка рыдала, склонившись над столом. Она плакала беззвучно, к тому же длинные белесые волосы скрывали лицо, потому Тамара и не заметила ее слез. Если бы заметила, то не подсела бы, конечно. Но уж раз подсела, нельзя же делать вид, что ты слепоглухонемая.

– Что-то случилось, девочки? – спросила она. – Я могу помочь?

По Вериному расстроенному виду нетрудно было понять, что та в курсе дела.

– Ничего не случилось, – сердито буркнула она.

Ничего – значит ничего, выспрашивать Тамара не собиралась. Но вторая девушка, плачущая, подняла на нее глаза и, всхлипывая, проговорила:

– Да, случилось! Если бы они вас так унижали, вы бы… Вы бы не спрашивали!

Логики в ее ответе было мало, но трудно ожидать логики, когда человек в таком состоянии, тем более молодой человек.

– Они – это кто? – спросила Тамара.

– Они – это все, – ответила вместо плачущей подружки Вера. – Сегодня на летучке. Вам-то хорошо, вы раз в неделю только ходите. А мы…

– И что же было на летучке?

Что Вера смотрит на нее исподлобья, было Тамаре неприятно, но не удивительно. И более изощренные люди не всегда умели скрыть зависть к ее положению в редакции, чего уж от девчонки требовать.

– Разбирали Леськин вчерашний репортаж, – сказала Вера.

– Леся – это вы? – уточнила Тамара. Плачущая девушка кивнула, не поднимая головы. – А откуда репортаж?

– Из Дома кино, – с вызовом сказала Вера. – Там вчера была какая-то тусовка.

– Какая именно? – уточнила Тамара.

Если ей не было об этой тусовке известно, значит, она едва ли стоила внимания. Но выяснить, что там происходило такого, чтобы из-за этого мог разразиться скандал, все-таки интересно. Да и девочку жалко, вон как переживает.