Книга Этот прекрасный сон - Тереза Маммерт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Их выбросило на дорогу. Мама умерла сразу же, папа вскоре. Я увидела их, только когда пожарные вытащили меня из машины.
– Не буду говорить, что ты везучая, но…
– Вот и правильно. Не надо. Терпеть не могу, когда мне такое говорят.
Он поцеловал меня в лоб:
– Ладно. Тогда скажу, что повезло мне. Ты выжила. Дважды. И ты здесь.
Я закусила губу:
– Не обязательно постоянно говорить все эти прекрасные слова. Просто оставайся рядом.
Он внимательно посмотрел на мое лицо, как будто хотел собрать по кусочкам все, что было разбито.
– Я буду делать и то и другое.
* * *
– С днем рожденья тебя! – пропела Деб, протягивая мне крошечный тортик, покрытый розовой глазурью.
Я понюхала его:
– Песочный с клубникой?
– Как ты любишь! – подмигнула она.
– Спасибо, Деб.
Я остановилась посреди коридора и зажмурилась.
– Что такое? – насторожилась Деб.
– Мне придется либо пользоваться прокладками, либо носить с собой запасные трусы.
– Это тебе подарок от Джоша? – сморщилась она. – Может, хватит уже служить ему контейнером для спермы?
– Вообще-то, он подарил мне шарфик и брелок-сердечко. Принес завтрак в постель, – обиженно сказала я. – А две недели назад, между прочим, ты больше всего желала слушать интимные подробности.
– Это потому что я спала одна. А теперь у меня свои сексапады, так что спасибо тебе большое.
Я направила на нее указательный палец:
– Ты и Куинн? И с каких пор?
– С того одного раза.
– С одного раза… – повторила я.
– Чувствуешь?
– Что?
– Что ты завидуешь моей потрясающей регулярной половой жизни. О’кей. Продолжай в том же духе. Мне это даже приятно.
– Я… э… пошла на четвертый этаж.
Деб посмотрела на меня с отвращением:
– Думаю, в родильном отделении ты отлично покайфуешь. Особенно если учесть твою ненависть к детям.
– Нет у меня к ним ненависти. Глядя на них, я даже вроде как успокаиваюсь. Гадаю, кем они станут, когда вырастут, и какие проживут жизни.
– Ну ты и странная! – сказала Деб и направилась в приемную.
Я подошла к лифту и нажала кнопку. Доктор Розенберг был уже в кабине. От его высокой термокружки с кофе шел пар, и он разгонял его, размахивая пачкой документов. Как только мы встретились взглядами, он смутился и шагнул в сторону, освобождая для меня пространство.
– Доктор, – сказала я. Он кивнул, притворившись, что просматривает свои бумаги. – Все в порядке?
– Да, конечно.
Он продолжал глядеть в документы, но не читал их: они были перевернуты вверх ногами.
– Я вас чем-то расстроила? – спросила я, прокручивая в голове варианты.
Может, он сердится из-за того, что мы с Джошем продолжаем встречаться? Или утром я что-то не так сделала, когда у пациента остановилось сердце? Больше ничего в голову не приходило.
– Рид? – тихо добавила я.
Он посмотрел на меня. В этот момент лифт звякнул и двери открылись. Выйдя в коридор, доктор Розенберг остановился у стеклянной стены детской палаты. Там никого не было, кроме новорожденных, которые размахивали ручками или спали.
– Я хотел бы вам кое-что сказать, но не знаю, стоит ли.
– Это личное?
– Да. Это касается Джоша.
Я вздохнула:
– Доктор…
– Эйвери, он приезжал ко мне домой. Сказал, чтобы я держался от вас подальше.
Я резко повернула голову: Розенберг продолжал смотреть на детей. Его лицо было так безучастно, как будто он говорил со мной о погоде.
– Вы лжете!
Я сразу ощутила жгучее желание оправдать Джоша и даже не попыталась смягчить тон.
– Спросите мою жену. Или дочь. Они ему открыли.
Я заморгала и тоже неподвижно уставилась за стекло, чувствуя себя глупо. Внутри бурлило столько всего, что я не могла проанализировать свои чувства. В горле образовался ком.
– Мне очень жаль, – с трудом выговорила я.
– Я должен держаться от вас подальше, но, поскольку вы мне небезразличны, скажу вам это в последний раз: Джош стал опасен. Он непредсказуем, эмоционально незрел, у него ярко выражен собственнический инстинкт. Если вы позволите ему продолжать в том же духе, эта смесь может оказаться взрывоопасной. Понимаете меня?
Я кивнула, не сумев заставить себя взглянуть доктору в глаза. Мои щеки вспыхнули.
– Со мной он не такой, он…
– Они всегда не такие, пока такими не станут. Вы не хуже меня знаете, что это процесс. Мы каждый день видим примеры у нас в отделении. Думаете, женщин, которые поступают к нам с травмами, избивают на первом свидании? Думаете, мужья сразу же начинают мешать женам общаться с близкими и друзьями? Вам известно, как это бывает. И вы слишком умны, чтобы дать себя в обиду. Больше всего я жалею, что ничем не могу вам помочь. У меня семья, о которой я должен заботиться. И Джош сделал все, чтобы я не смог поддерживать с вами дружеские отношения. – Доктор повернулся и грустно на меня посмотрел. – Желаю вам всего наилучшего. Это искренне. Удачи вам.
Я хотела ему сказать, что он ошибается, но его слова не были лишены здравого смысла. Я не могла спорить и в глубине души спрашивала себя: «А вдруг это правда?»
– С-спасибо, – промямлила я.
Доктор Розенберг зашагал по коридору, как будто ничего не произошло. Как будто он только что не вырвал из груди мое сердце.
Джош
Захлопнув за собой дверь моей квартиры и шмякнув ключ на столешницу, Эйвери посмотрела на меня расширившимися глазами, полными огня. Я в то время готовил мясной рулет по рецепту матери Куинна – Эйвери попросила. Торт был уже готов и даже кое-как покрыт глазурью. Получилось не идеально, но настоящий именинный песочный пирог с клубникой в магазине не купишь, поэтому пришлось выяснять в Интернете, как такой испечь. Я прикрыл свое творение чистым полотенцем.
– Был неудачный день, детка? – Я бросил прихватку на стол и, прислонившись к обшарпанной пластиковой панели, сложил руки.
– Как посмотреть. Может, по-твоему, унижение – это удача, Джош?
Я отвел взгляд, пытаясь сообразить, что этот вопрос означает на женском языке.
– Э… Нет.
– Но, видно, ты не принял этого во внимание, когда заявился в дом к доктору Розенбергу?
– Черт!
Я потер сжавшиеся челюсти и подумал: «Убью гада!»