Книга Тайна острова Химер - Мари-Анн Ле Пезеннек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А может быть, эта рыжая совсем не Келли?
— А тот близнец, может быть, вовсе не твой двойник! — парировала Мари, досадуя, что он все еще защищает Келли.
Не поддавшись на провокацию, Лукас едва заметно улыбнулся, чем вызвал крайнее раздражение жены.
— А если она пыталась тебя устранить тогда, во время прилива?
— Она не могла знать, что у меня спустит шина!
— Согласна, но она знала, что из-за прилива ты будешь ждать ее очень долго.
— И все это ради того, чтобы провести время с моей слабой копией? Смешно!
Мари метнула в него убийственный взгляд:
— Не смешнее, чем попросить тебя приехать одного! Почему она не позвонила в жандармерию, раз действительно узнала убийцу Алисы?
— Потому что доверяет мне, я полагаю.
— Или потому что хотела развязать себе руки и добиться успеха там, где она потерпела неудачу… в день нашей свадьбы.
Ангус, до сих пор хранивший молчание, при этих словах оживился.
— Вы думаете, что она убила Алису, приняв ее за вас? У нее не было на это причины.
— Это не я сказал, — заявил Лукас.
— Келли всегда знала, что она дочь Тома Салливана, и не стерпела, когда я заняла место, на которое она никогда не имела права, — запальчиво произнесла Мари.
Ирландец присвистнул. И правда, если смотреть под этим углом…
— А близнец? Какую роль он играет? Дублера? — озадачил их Лукас.
— Пешка… Она встречает его в порту, принимает за тебя, впадает в панику и под каким-нибудь предлогом завлекает его в отель. Там она понимает, что ошиблась. Происходит драка. Ему удается бежать, Келли нагоняет его у мола и убивает, потом смывается на катере.
Саркастический смех Лукаса задел Мари — она раздраженно передернула плечами.
— Не вижу, что здесь смешного.
— Ты не видишь? Она не видит, — повторил он, поворачиваясь к Ангусу, который с притворным интересом уставился на свои ботинки, не желая быть третьим в их споре.
Когда Лукас вновь обратился к Мари, он уже не смеялся:
— Ты права. Нет ничего смешного в твоей попытке выгородить Бреа.
— Не вижу ничего общего, — возразила она, взбешенная тем, что он в какой-то степени прав, и тем, что она уже упрекала себя, позволив горю себя ослепить.
К большому облегчению Ангуса, конец спору между двумя полицейскими положил приход Марка Ферсена, который буквально бросился к Лукасу. Новость о том, что его сын жив, уже дошла до поместья.
— Это чудо, — со слезами на глазах, запинаясь, проговорил он.
Вид отца вернул Лукаса в реальность, но он не был уверен в том, что готов вынести последствия.
— Чуда нет. Просто произошла ошибка, — поправил он суше, чем ему бы хотелось. — В морге оказался тип, с которым мы похожи как две капли воды. Полагаю, у тебя есть логическое объяснение…
Вместо ответа Марк лишь сказал, что пропала Элен.
Почти в это же время некий Тэдди позвонил в жандармерию, сообщив о появлении в его заведении какой-то ненормальной.
Луиза слегла. Ни от кого не укрылось, что ее недомогание случилось сразу после известия о том, что Лукас жив, а вместо него убит некто, удивительно на него похожий. Однако это никому не показалось странным. По правде говоря, все были потрясены невероятной новостью, и все ждали появления виновника этого чуда.
Все, кроме Жюльетты и Жилль.
Инцидент произошел после того, как супруга Ронана заметила вышедшего из одной из комнат второго этажа Пьеррика, который быстро спрятал что-то за спину.
— Нашел свою куколку, — промямлил он с гримасой, означавшей улыбку. Веко его дергалось в сильном тике.
Он попытался было удрать, но не поддавшаяся на обман Жюльетта заставила его показать то, что он прятал за спиной. Это оказалось нечто хлопчатобумажное, свернутое в рулончик, ничего общего не имеющее с комком грязных тряпок, с которыми он никогда не расставался.
Она сразу узнала бумажный свитер, принадлежавший Ронану.
От свитера взгляд Жюльетты поднялся к Пьеррику, затем отклонился в сторону комнаты, из которой тот только что вышел, словно вор.
Она рывком распахнула дверь и застыла на пороге. Бесполезно и спрашивать, чья это комната! Безвкусно обставленная, она могла принадлежать только одному человеку…
Драка женщин была в разгаре — с явным перевесом Жюльетты, — когда семейство Ферсенов возвратилось в поместье.
— Я займусь ими, — шепнул своей жене Лукас, радуясь передышке, которая позволяла ему на время отложить неприятные объяснения. — Помоги отцу проводить ее в комнату, — добавил он, показав на Элен. — Я скоро буду. — И он направился к двум фуриям, избравшим местом битвы розарий. Неожиданное появление виновника чуда положило конец безобразной сцене и заткнуло обеим рты.
Полицейский расхохотался при виде размазанного по лицу Жилль макияжа.
— Живо умываться! Иначе вместо призрака твоя семья увидит вампира!
Дочь Алисы, презрительно выпятив нижнюю губу, удалилась, а Лукас крепко удерживал Жюльетту, рвавшуюся за ней.
— Возможно, есть лучший способ вернуть себе мужика, чем лупить эту бедную девушку!
Супруга Ронана собрала остатки самообладания.
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
Пожав плечами, он собрался было уйти, но она тихим голосом остановила его:
— Какой способ?
Улыбаясь, Лукас вернулся и прошептал на ухо Жюльетте несколько слов.
Несколькими минутами позже ему было не до смеха.
— Тебе было шесть лет, когда я встретил твою мать.
Лукас ожидал всего, кроме этого.
Признание того, что он не его отец, нелегко далось Марку. Он познакомился с Элен одним сентябрьским днем 1968 года в Париже.
Молодая женщина почти бросилась под колеса его машины, пытаясь поймать вырвавшегося ребенка. Ее только оглушило, и она отказалась от предложения отвезти ее в больницу. Он довез ее до Бельвиля, где они с сыном жили в небольшой двухкомнатной квартире. Узнал он о ней лишь то, что она медсестра, а ее муж умер вскоре после рождения сына.
— Ты не пытался узнать побольше? — жестко спросил Лукас.
— Она сказала только, что семьи у нее больше нет, что ее прошлое умерло вместе с мужем.
— И этого оказалось для тебя достаточно?
Подобие мечтательной улыбки появилось на лице того, кого он больше сорока лет считал своим отцом.
— Она сказала, что если я ее люблю, то не должен задавать ей лишних вопросов. Я безумно любил ее и никогда ни о чем не спрашивал.
Лукас разочарованно поморщился, подумав, что единственным человеком, способным ему сказать что-нибудь о близнеце, лежавшем в морге, была женщина, пораженная болезнью, необратимо иссушившей ее память.