Книга Не исчезай - Каролина Эрикссон

– Это просто животное. Ничего больше. Шкура да кишки. Но все-таки я не могла просто так оставить… я не могла просто так оставить ее там. Я бы, скорее, сама умерла.

Последние слова она произнесла с надрывом. Ее голос дрожал от тяжести, которую они несли в себе. Я увидела, что она сжала кулаки. Какая-то часть меня хотела протянуть руку и опустить ее на худенькое плечо. Но я этого не сделала.

– Зачем вы это делаете? – спросила я. – Какая радость в том, чтобы мучать и убивать беззащитных животных?

Прежде чем девочка успела ответить, в моей голове сверкнуло воспоминание. Я вижу перед собой возбужденное лицо Алекса, вижу, как пульсирует жилка на его виске, когда он наклоняется надо мной. На мне ничего не надето, кроме нового, черного шелкового галстука. Он уже сорвал с меня пиджак и трусы, эта часть ролевой игры уже пройдена. Я лежу в летнем домике на двуспальной кровати, руки привязаны к изголовью. Алекс ласкает меня, пощипывает соски. Поднимает галстук, который лежит между грудями, скользит по нему пальцами. Потом его руки подбираются к узлу галстука на моей шее. Он начинает медленно подтягивать его, тянет все сильнее и сильнее, пока мои протестующие возгласы не затихают, пока у меня не начинает жечь в груди и я не теряю способность дышать. Он смотрит мне в глаза, и я понимаю, что он видит, как там светится страх. Тогда он улыбается. И затягивает узел еще сильнее.

– Власть, – сказала я, отвечая на свой собственный вопрос. – Все дело в ощущении власти.

Девочка обернулась и равнодушно посмотрела на меня.

– Что ты знаешь об этом? Что ты вообще знаешь хоть о чем-нибудь?

Сначала я расстроилась, что она так буднично сочла меня безнадежной. Но это чувство быстро ушло. Я почувствовала, как сильно устала. Я была совершенно вымотана. Топор выскользнул из рук и с мягким стуком упал в мох.

Девочка ходила между могилами, оглядывала их одну за другой, если требовалось, поправляла кресты и смахивала нападавшие с деревьев иголки и веточки. Наконец она дошла до последней могилы – той, что находилась рядом с захоронением несчастной белки. Она встала перед ней спиной ко мне.

– Откуда ты знаешь, где я живу?

Она пожала плечами и ответила, не поворачивая головы:

– Это было не так сложно вычислить. Сразу заметно, живет ли кто-то сейчас в доме или нет. К тому же ты примерно описала, где дом находится.

– Что ты делала в моем саду той ночью? Если ты, конечно, пришла не за помощью, хочу я сказать.

Она даже не пыталась отрицать. Не пыталась объяснить. Тишина разлилась между нами. Во мне медленно начало расти раздражение.

– Ну скажи уже что-нибудь! Зачем ты туда пришла!

Она по-прежнему не отвечала. Я быстро подошла к ней и дернула за руку, заставив повернуться ко мне. Сначала показалось, что она плачет. Ее худенькое лицо сморщилось. Но слез я не видела.

– Мне так жаль, – сказала она тихо. – Прости меня.

Я нахмурила лоб, непонимающе покачала головой.

– Что я должна тебе простить? Что ты мне сделала?

Она протянула руку и неловко дотронулась до верхушки креста. Потом снова посмотрела долгим взглядом. И тут в ушах у меня зазвенело. Земля завертелась под ногами, в висках застучало. Краем глаза я заметила поваленное дерево. Шатаясь, подошла и тяжело опустилась на него, схватилась за шершавую кору обеими руками. Крест… Могила…

«Кого ты здесь похоронила?» – «Ты ведь уже и так знаешь». Да, понимаю я, знаю. И мне хочется завопить от отчаяния.

Смилла, милая, нежная, маленькая Смилла. Прости, прости меня.

31

Вопль не вырвался из моего горла. Ни обвинения, ни жалобы. Ни звука. Я пыталась найти правильные слова и не находила их. В конце концов я смогла произнести что-то едва шевелившимся ртом.

– Ты спросила, что я тут делаю.

Девочка беззвучно кивнула. Ничего не сказав, она ждала, что я продолжу.

– И я ответила, что ищу кота.

Снова кивок.

– Ты хочешь сказать, что ты… что ты нашла этого кота возле моего дома и забрала его с собой туда.

– Да.

Мое зрение помутнело и обострилось одновременно.

– А потом…

Девочка снова не закончила за меня предложение. В этот раз я и сама этого не сделала. Смотрела, как ее рука скользит по самому свежему кресту, как она ощупывает его верхушку. Потом мой взгляд опустился на землю под ее ногами, и я представила себе черно-белое тельце, погребенное под землей, представила, сколько всего ему пришлось вынести, прежде чем оно очутилось здесь. Я хочу забыть правду, хочу зажмуриться, но не осмеливаюсь этого сделать, так как передо мной сразу же предстанут чудовищные картины. Изувеченные тела, которые трепещут на ветру как кровавые паруса. Нет! Я с силой хлопаю себя по лицу, заставляю опустившиеся веки подняться и с упрямой надеждой смотрю на девочку. Это не может быть правдой.

– Я тебе не верю!

Какое-то время она молча стояла, не двигаясь, потом порылась в кармане и что-то оттуда достала. Ее рука протянулась к моей. Ладонь была сжата, что-то лежало там внутри. Я протянула ей свою ладонь, и она опустила на нее тонкий розовый предмет. Ошейник Тирита. Мой взгляд расфокусировался, мне показалось, что я мчусь куда-то вперед, хотя я сидела на месте. Как будто меня несло сквозь густой туман. Едва я убедилась, что голос более или менее вернулся ко мне, я снова заговорила.

– Его звали Тирит, – сказала я. – Он принадлежал четырехлетней девочке, которая очень его любила.

Почему-то кажется важным, чтобы тощая, колючая девица это знала. Что животное, которое она похитила и намеренно передала в кровожадные руки, имело имя и свою жизнь, что у него были друзья и что кто-то будет сокрушаться оттого, что его больше нет. Но, возможно, думаю я, глядя на неподвижную маску, в которую превратилось лицо девочки, такого рода рассказы для нее ничего не значат. Очевидно, ее трогают вещи совсем другого рода.

– Мы были связаны друг с другом, – добавила я. – Через кровь. Мою кровь.

Я не стала объяснять, что речь идет о том, как Тирит зализывал рану на моей ладони. Пусть девочка думает, что я сумасшедшая. Ее взгляд уперся в землю. Топор по-прежнему лежал во мху. Ближе к ней, чем ко мне. Она быстро подняла ногу и наступила на топор, потом подобрала его и просто засунула за пояс брюк.

– Слушай, – сказала она и сложила руки на груди. – Это Юрма сказал, что мы должны как-то отомстить.

Безрадостный смех вылетел из моего горла. Я сама слышала, что он звучит как смех сумасшедшего, но не могла сдержаться. Отомстить? Что за околесицу она несет?

– Он не в своем уме? Вы все не в своем уме? Что я вам такого сделала, можешь ты наконец объяснить?

Она закатила глаза, давая понять, что я напрасно прикидываюсь дурочкой. Потом отвернулась и закусила нижнюю губу.