Книга Испытание добродетели - Чингиз Абдуллаев

— Как хотите. Не знаю, чем именно могу вам помочь, но готов выслушать и ответить на ваши вопросы. Только с одним непременным условием.

— Вы уже ставите мне условия! — Дронго усмехнулся.

— Разумеется. Иначе было бы глупо терять столько времени и сил. Мое условие очень простое. Вы должны будете проинформировать своего нанимателя о том, что я любезно согласился ответить на все ваши вопросы.

— «Наниматель» — слово не очень приятное.

— Замените на слово «заказчик». Или «клиент». Мне все равно, как вы его назовете. Хоть благодетелем. Или меценатом. Только вот на такового он совсем не похож, слишком уж жаден. Вы понимаете, что речь идет о старшем брате Алексея Монахова. Можете даже назвать его партнером. Если это вам нравится.

— Вы все еще хотите, чтобы их компания провела вашу сделку? — осведомился Дронго.

— Конечно, хочу, — откровенно признался Солагашвили. — Все дело в том, что у обоих братьев какие-то пещерные, националистические взгляды. Особенно они были заметны у младшего, который вообще не желал иметь никаких дел с кавказцами. Такая вот совершенно неадекватная позиция. Хотя он явно терял свои деньги.

— Поэтому вы решили договориться с Апрелевым?

— Кто вам сказал? Сам Апрелев?

— Он-то как раз ничего не сказал. Более того, Дима довольно долго не мог вспомнить вашу фамилию, пока мы не пригрозили ему узнать ее у первой супруги Монахова, его тети. Только тогда он наконец-то сумел вспомнить, как вас зовут.

— Очень уж короткая амнезия, — сказал Солагашвили и криво усмехнулся. — Я никогда особо не доверял этому молодому человеку. Он всегда был себе на уме. Теперь мне придется иметь дело со старшим Монаховым. Этот господин — не самый оптимальный переговорщик. Хотя он гораздо лучше своего младшего брата. Тот просто уперся, как каменный столб, и не хотел иметь со мной никаких дел. Старший куда больший прагматик. Если он узнает, что может неплохо заработать, то сто раз подумает, прежде чем отказать.

— Тогда получается, что смерть Алексея Монахова была более всего нужна именно вам, — подытожил Дронго.

— Не нужно все время вспоминать про убийство, — заявил Солагашвили и поморщился. — Это был просто несчастный случай. А вы постоянно вспоминаете эту трагедию. Я уже вам сказал, что не имею никакого отношения к такой вот беде. Это не мой стиль. Я вообще очень миролюбивый человек…

— Настолько миролюбивый, что меня так тщательно обыскивали ваши охранники, проверяли, нет ли при мне какого-то оружия. Неужели у вас так много недоброжелателей?

— Это самая обычная превентивная мера, — не смутился Солагашвили. — Но вы правы. К сожалению, у меня слишком много личных врагов. Как и у любого человека в моем возрасте.

— Но у вас есть и хорошие друзья, — заметил Дронго. — Например, первая супруга Алексея Монахова, с которой вы весьма близки.

— Это вам сказала сама Регина? — насторожился Леван Шалвович.

— Конечно, нет. Она-то как раз не собиралась рассказывать про вас, даже вспоминать вашу фамилию. Я спросил ее о ваших отношениях, и милая дама предпочла ограничиться дежурными фразами.

— Узнаю Регину. У нее весьма сложный характер, — с усмешкой проговорил Солагашвили. — Мне кажется, что теперь вы получили всю информацию, которую я мог предоставить вам. Что еще вы от меня хотите?

— Вы знали, что Монахов категорически отказался от сотрудничества с вами?

— Не совсем категорически. Я все-таки надеялся его уговорить. В конце концов, у солидных бизнесменов не может быть таких понятий, как безусловное «нет» или такое же «да». Все, что полезно и нужно для бизнеса, необходимо приветствовать и развивать. Иначе вы не деловой человек, а просто обычный покупатель, даже натуральный лох, который не хочет понимать своей выгоды.

— Я могу узнать, сколько денег вы собирались вложить в вашу сделку?

— До десяти миллионов долларов, — со вздохом ответил Солагашвили. — При этом можно было гарантировать почти десятипроцентную ежегодную прибыль. Согласитесь, что это очень выгодная сделка. Компания Монахова должна была обеспечить нам техническую поддержку и возможность размещения через них наших акций на Лондонской бирже.

— Теперь понятно. Вас не пускали на биржу, учитывая непрозрачный характер вашей компании и не очень светлое прошлое ее хозяина.

— У меня погашены обе судимости, — быстро сказал Леван Шалвович.

— Кто бы сомневался. Но они были. Англичане очень щепетильны в подобных вопросах. Если они узнают, что у вас были такие серьезные проблемы с законом в вашей стране, то не только не выдадут вам визы, но и не пустят вас к себе на биржу.

— Самые настоящие идиоты! — в сердцах произнес Солагашвили. — Невозможно работать в наших условиях и не нарушать законов.

— Англичане — народ консервативный. Как и почти все остальные европейцы. Я думаю, что вы знаете, как важна репутация. И не только в Великобритании.

— Меня в первый раз осудили по советским законам, которые ныне во всем мире признаны несправедливыми и недемократическими, — с пафосом напомнил визитеру Леван Шалвович.

— То есть вы почти диссидент, боровшийся с проклятым советским режимом? — иронично осведомился Дронго.

— Не нужно смеяться, — мрачно проговорил Солагашвили. — А во второй раз вообще были подтасованы факты. Меня незаконно осудили на пять лет, но достаточно скоро отпустили.

— Через три с половиной года, когда вы отсидели две трети срока, — закончил за него Дронго.

— Значит, вы еще и наводили обо мне справки, — утвердительно заявил его собеседник. — Тогда понятно. Решили проверить меня как возможного соучастника убийства. Только там не было подходящего исполнителя, которому я мог бы довериться. Кухарка в этом случае явно не подходила. Она скорее претендует на роль отравительницы. Молодой водитель — просто дебил. Остаются прохвост Апрелев и эта сука Мила. Ни тому, ни другому серьезный бизнесмен не доверит даже кошелек с тысячью рублей. Они оба друг друга стоят. А я достаточно рассудительный человек, поэтому не стал бы нанимать такую шваль, чтобы протолкнуть решение своего вопроса.

— Человек с вашим опытом мог нанять и этого охранника, который сейчас сидит в тюрьме. Учитывая вашу вторую судимость…

— Она была большой ошибкой, — резко заявил Солагашвили. — Сегодня это уже общепризнанный факт.

— Не стану с вами спорить. Но две судимости будут смущать европейцев вообще и англичан в особенности каждый раз, когда вы будете пытаться выйти на их биржу.

— К сожалению, вы правы, — наконец-то согласился с гостем хозяин кабинета.

— Именно поэтому я хотел задать вам несколько вопросов. Ведь вы оказались знакомы со всеми основными свидетелями трагедии. Давайте начнем с первой супруги Алексея Монахова. Как давно вы с ней общаетесь?

— Она вам не сказала?