Книга Феликс Дзержинский. Вся правда о первом чекисте - Сергей Кредов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Продержался Комуч до своего полного разложения четыре месяца.
«Куда податься бедному крестьянину?» – бессмертная фраза из советского фильма.
Где корни этого террора? Уместно вспомнить и столыпинскую аграрную реформу. Около половины крестьян Самарской губернии, переселившихся перед войной за Урал, разорившись, вернулись обратно к пустым очагам. Они пополнили социальную базу большевиков. Через год после описываемых событий Самарская губерния даст Красной армии (по мобилизации, верно, но все-таки) 140 тысяч бойцов.
Хозяйствовать в стране пытаются по-разному, но всюду съезжают на одни рельсы.
В декабре 1919-го в белом Ростове спекулянтов, наравне с дезертирами и грабителями, вешали на улицах…
Как же надо было?
Для спасения представителей царского дома Романовых их зарубежные родственники не сделали почти ничего. Остереглись общественного мнения в своих странах. Непонятно.
Как ни относись к революционерам склада Дзержинского, но невозможно представить, чтобы они бросили «братьев» в беде.
Однако несколько Романовых, оказавшихся после Февраля в Крыму, уцелели. Заграница тут ни при чем. Спас их… большевик. История поистине удивительная.
…Февральская революция застала Александра Михайловича (внука Николая I, женатого на сестре Николая II – Ксении) в Киеве. Вскоре под конвоем матросов семью великого князя отправляют в Крым, в их усадьбу Ай-Тодор. Александр Михайлович описывает свой быт того времени:
«Охраняющие нас вооруженные моряки имели право входить в наши комнаты в любое время дня и ночи. Без разрешения комиссара мы не могли ни получать, ни отправлять письма и телеграммы. Комиссар присутствовал при всех наших трапезах; рядом с ним находился его переводчик – на тот случай, если мы перейдем в разговоре на иностранные языки. Всех, кто хотел нас видеть, обыскивали и при входе, и на выходе».
В доме отчего-то толкутся до полусотни вооруженных матросов. Они могут Романовых среди ночи разбудить, куда-то потащить, осыпая оскорблениями. На лужайке под их окнами постоянно стоит грузовик с солдатами. Дело близится к развязке, чувствует князь. Романовы во власти Севастопольского совета. А тот состоит из вольных людей непонятной политической ориентации – причислим их тоже к анархо-коммунистам. Свои права на кровопийц Романовых предъявляет также Ялтинский совет, ничем не лучше.
Тем временем до Крыма доходят известия об октябрьском перевороте. Пленники ждут появления комиссара от большевиков. И тот пожаловал со словами: «Я получил приказ Советского правительства взять в свои руки управление всем этим районом».
Новый комиссар – матрос двухметрового роста, увешанный оружием. Гигант по фамилии Задорожный сообщает Александру Михайловичу последние революционные новости:
– Севастопольский совет велел мне защищать вас до получения особого приказа от товарища Ленина. А ялтинские товарищи настаивают на вашем немедленном расстреле. Они попробуют захватить вас силой.
Всем Романовым, проживающим в Крыму, предложили собраться в одном из их поместий – Дюльбере, окруженном стенами, где легче обороняться от ялтинцев. Мера предосторожности оказалась своевременной. Каждую вторую неделю Александр Михайлович наблюдает такую картину. У стен Дюльбера останавливаются подводы, нагруженные солдатами и пулеметами. Прибывшие вызывают главного охранника. Пленники слышат:
– Задорожный! Ялтинский совет предъявляет свои права на Романовых, которых ваш совет держит за собою незаконно.
– К черту Ялтинский совет! Убирайтесь, а не то дам отведать севастопольского свинцу!
– Сколько вам заплатили эти аристократишки, товарищ Задорожный?
– Достаточно, чтобы хватило на ваши похороны.
Задорожный объясняет Александру Михайловичу, что власть в Ялте захватили налетчики, называющие себя коммунистами.
И вдруг в Дюльбер приезжает немецкий генерал. Романовы, не имевшие связи с внешним миром, узнают, что немцы после заключения мира в Брест-Литовске заняли Ялту. Кайзер распорядился взять своих дальних родственников под защиту. Романовы, посоветовавшись, просят оставить их под охраной… революционных матросов! Немецкий генерал думает, что он ослышался. Нет, именно так. Александр Михайлович дает расписку, что это их собственное решение.
Посланец кайзера удаляется, бормоча что-то о «фантастических русских».
Вскоре Крым занимают союзники. Романовых вывозят из России англичане в марте 1919-го. Среди спасшихся, помимо Александра Михайловича и его супруги, – императрица-мать Мария Федоровна, дядя последнего царя Николай Николаевич (станет в эмиграции главой дома Романовых), князь Феликс Юсупов (убийца Распутина)… Получилось, что их уберег от расправы большевик Задорожный. Он так и не получил из Москвы приказа расстрелять пленников.
Встречались в Гражданскую войну островки человечности. Осенью 1917-го в Севастополе матросы сводили счеты с офицерами – больше ста жертв. А в Феодосии спокойно. Городской Совет возглавил большевик Кристи (в 1930-е – директор Третьяковской галереи в Москве). Отряды самообороны Феодосии в город севастопольцев не пустили, сказав: со своими буржуями мы сами разберемся.
О дальнейшей судьбе Задорожного едва ли можно что-то узнать. Скорее всего, погиб в Гражданскую. О таких, как он, Максимилиан Волошин написал стихотворение «Большевик». Оно посвящено памяти Михаила Барсова, первого советского коменданта Феодосии, расстрелянного белыми в марте 1919-го.
Зверем зверь.
С кручёнкой во рту.
За поясом два пистолета.
Был председателем Совета,
А раньше – грузчиком в порту.
Когда матросы предлагали
Устроить к завтрашнему дню
Буржуев общую резню
И в город пушки направляли, —
Всем обращавшимся к нему
Он объявлял спокойно волю:
«Буржуй здесь мой, и никому
Чужим их резать не позволю».
Гроза прошла на этот раз:
В нем было чувство человечье —
Как стадо он буржуев пас:
Хранил, но стриг руно овечье.
Когда же вражеская рать
Сдавила юг в германских кольцах,
Он убежал. Потом опять
Вернулся в Крым при добровольцах.
Был арестован. Целый год
Сидел в тюрьме без обвиненья
И наскоро «внесен в расход»
За два часа до отступленья.
Ситуация в деревне понятна.
В Москве в апреле-мае 1918-го от «центров» и «союзов» по спасению России рябит в глазах. Савинков сколачивает военно-террористическую организацию. Составляют заговоры офицеры, которые особенно остро воспринимают позор Брестского мира. Эсеры продолжают ставить на битую карту Учредительного собрания. Кадеты давно, еще со времен корниловского мятежа, поддерживают идею белой военной диктатуры; они налаживают связи с добровольческим движением. Все пытаются урвать денег у иностранцев, при этом обвиняют большевиков в том, что они продались кайзеру. Вся эта россыпь антибольшевистских сил действует почти свободно, не опасаясь слабой еще ВЧК.
