Книга США во Второй мировой войне. Мифы и реальность - Жак Р. Пауэлс

Глава 11

Долгое лето 1944 года

Операция «Оверлорд», долгожданная высадка западных союзников во Франции, стала реальностью 6 июня 1944 года, на пляжах Нормандии. Это якобы особенно впечатляющая операция была уже отмечаена в Голливуде в шестидесятых годах блокбастером «Самый длинный день», а в 2014 году отмечалось 70-летие этого события с большой шумихой, которая намекала на то, что за всю Вторую мировую войну не было более драматического или решающего события, чем эта высадка. О том, что операция «Оверлорд» была связана не только с чисто военными цели, но что она также была призвана помочь американцам и британцам соревноваться с Советами в необъявленной гонке на Берлин, предпочитают не упоминать в тех многочисленных выступлениях, которыми перемежаются такого вида праздничные мероприятия. Поначалу дела в Нормандии у союзников пошли не совсем гладко. Сама высадка прошла удовлетворительно, и был создан значительный плацдарм был создан, но немцам в конце концов удалось поставить ситуацию под контроль и предотвратить его дальнейшее расширение.

Однако в первые дни августа 1944 года немецкое сопротивление в Нормандии неожиданно рухнуло после тяжелых боев в секторе Кан-Фалез. Благодаря этому американцы, англичане, канадцы оказались в состоянии двинуться вперед гораздо быстрее, чем даже самые оптимистичные планы осмеливались прогнозировать. Париж был освобожден 25 августа, и несколько дней спустя британские танки оказались в Бельгии, где им больше мешали печально знаменитые булыжные мостовые этой страны, чем их немецкие враги. Брюссель, бельгийская столица, снова стал свободным городом, и большой морской порт в Антверпене попал в руки освободителей безо всяких повреждений. Эти успехи, казалось, делали возможным для западных союзников закончить войну до конца года с помощью операции «Ранкин» – быстрого рывка в сердце Германии. В этом случае американцы и англичане заполучили бы лучшие карты для будущей игры с Советами по послевоенной реорганизации Германии и Европа.

Так возник «Маркет гарден» – впечатляющая попытка англо-американских войск в сентябре 1944 года пересечь крупные реки Нидерландов, в том числе Рейн у Арнема на границе с Германией, с помощью воздушно-десантных войск (Маркет) и одновременного быстрого сухопутного наступления (Гарден). Целью этой операции было открыть путь к германскому промышленному сердцу, Рурской области, и, следовательно, к Берлину. Маркет Гарден вдохновил Голливуд на создание суперблокбастера «Слишком далекий мост». С тоже весьма важной кассовой точки зрения фильм был невероятно успешным, но осенью 1944 года амбициозная операция в голландских низменностях в реальности закончилась полным провалом. Так растворилась недолго жившая мечта о скорейшем окончательном наступлении в Западной Европе в 1944 году.

В то же время на Восточном фронте Красная армия не почила на лаврах. 22 июня 1944 года, вскоре после высадки союзников в Нормандии, Советы начали наступление под кодовым названием «Багратион», которое препятствовало переброске германских войск с востока в сторону британско-американских войск во Франции; Сам генерал Эйзенхауэр позднее признавал, что это было необходимым условием для успеха операции «Оверлорд». И снова вермахт был смят Красной армией, и Советы продвинулись более чем на 600 километров из глубины России до пригородов польской столицы Варшавы, до Румынии и Болгарии и к границам Венгрии и Югославии199.

Для того чтобы удержать Советы от действий в одностороннем порядке в странах, которые они освобождали или скоро должны были освободить, то есть сделать то, что западные союзники уже сделали в Италии, Черчилль взял на себя труд посетить Сталина в Москве осенью 1944 года. С согласия Рузвельта он предложил советскому лидеру заключить сделку об урегулировании соответствующей степени влияния Советов и западных союзников в каждой освобожденной стране на Балканах. Западные союзники, и прежде всего англичане, которые считали, что у них есть особые интересы в этой части Европы, имели все основания быть довольными. Ибо Сталин на самом деле был согласен на сделку, которая должна была быть официально утверждена в октябре 1944 года. Англо-американцы, действительно, должны были позволить СССР большое влияние в Румынии, Болгарии и Венгрии, но Великобритания получала 50 процентов влияния в Югославии и не менее чем 90 процентов влияния в Греции. Что думали люди этих стран о таком урегулировании, не играло никакой роли ни для Сталина, о котором говорят, что он был диктатором, ни для Черчилля, якобы одного из величайших демократов ХХ века. Впоследствии Рузвельт также дал свое благословение этому соглашению. В любом случае многие вопросы оставались открытыми для будущего, потому что несмотря на крайне точные проценты было совершенно непонятно, как эта сделка впоследствии будет воплощена на практике200.

В Греции, ключевой страной в Средиземном море, где Черчилль планировал сделать Великобританию после войны «ведущей державой», британцы намеревались действовать так же, как они сделали в Италии, только гораздо более безжалостно. Греческое антифашистское движение сопротивления пользовалось широкой народной поддержкой, но было слишком левым, не по вкусу в Лондоне, и поэтому британские освободители расчистили от него дорогу авторитарному правому режиму с участием множества бывших коллаборационистов и фашистских элементов, говоря иными словами, для греческой версии Бадольо. Сталин вряд ли был доволен тем, что коммунисты стали главной мишенью репрессий в только что освобожденной британцами Греции, но он мало что мог сделать, чтобы помочь своим греческим товарищам. С другой стороны, Сталин, несомненно, в то время чувствовал себя свободным для того, чтобы продвигать советские интересы все более энергично в странах, освобожденных Красной армией, которые в силу этого находились в сфере советского влияния. Несмотря на это в то время Сталин действовал с большой осторожностью в этих странах; и лишь позже к власти там придут коммунистические силы201.

В конце лета 1944 года наступила очередь освобождения Франции и Бельгии. Американцы и их британские партнеы получили возможность решать, какая из политических и социально-экономических систем будет установлена в этих странах. Их внимание было сосредоточено, естественно, на Франции, стране, которая лишь пару десятков лет была державой того же калибра, что и США, и Великобритания. Во Франции, однако, ситуация была чрезвычайно сложной. В Виши маршал Петен возглавлял коллаборационистский режим, который культивировал консервативные традиции Ancien-Regime France, иными словами, традиции Франции до Великой революции 1789, и который считал себя и был, по мнению многих французов, законным правительством страны. В Лондоне, однако, поддерживали Шарля де Голль, также консервативного деятеля, выступавшего как против Виши, так и против немцев, красноречиво обещавшего в передачах Би-Би-Си на французском языке возрождение Франции, которое должно было стать реальностью под его авторитарным руководством. В самой оккупированной Франции действовали разнообразные группы Сопротивления. Фронт Сопротивления, широкое движение, в котором коммунисты играли важную роль, хотя они и не контролировали руководство, был настроен решительно, что после войны стрелки часов не будут просто переведены вспять к 1939 году; в отличие как от Петена, так и от де Голля, рядовые члены, а также руководители сопротивления мечтали о более или менее радикальных социальных и экономических реформах, которые в конечном итоге были сформулированы в «Хартии Сопротивления» от марта 1944 года («Хартия» призывает к «введению подлинной экономической и социальной демократии, включая экспроприацию крупных экономических и финансовых организаций» и «социализацию [возвращение народу] [самых важных] средств производства, таких, как источники энергии и полезные ископаемые, а также страховых компаний и крупных банков»202. Практически все члены Сопротивления презирали Петена, и многие из них считали де Голля не только политически слишком авторитарным, но и социально слишком консервативным. Личность де Голля, безусловно, не доминировала в Сопротивлении, как многие начали считать после войны, и в самой Франции голлисты оставались меньшинством в течение войны. «Хотя точных цифр не существует, – пишет Колко, – в самой Франции группы Сопротивления, которые были бы голлистскими по идеологии, всегда были незначительным меньшинством, [а] во многих ключевых частях Франции они вряд ли вообще существовали»203.